Еще в одном месте находились предметы или, может быть, окаменевшие существа, даже не знаю, как это лучше назвать, невозможно точно определить, что же это такое, но сразу вспомнилось что‑то тоскливое, безнадежное и очень страшное, такое, что можно только увидеть в кошмаре, в детстве, когда болеешь. Я не могла и не хотела вспоминать, чем же это может быть, только какой‑то холод прошел по спине, как будто кто‑то из этих неживых созданий подкрался и положил на плечо ледяную отвратительную лапу. Быстро отведя глаза от этого места, увидела людей, подходивших к лестнице. Они смотрели очень дружелюбно, даже махали руками и кричали что‑то приветственное. Я спустилась еще на десяток ступенек и стали слышаться и другие звуки — скрип тележки, плеск воды, голоса переговаривающихся людей. Появились запахи — жареной рыбы, сладких пирогов.
Здесь все — вроде и настоящее, и все же такое чудное, непонятное, и очень почему‑то похожее на декорации. Внизу, около лестницы, росли фруктовые деревья, уже чувствовался аромат зелени и плодов. Но все равно яблоки и сливы были похожи на нарисованные, слишком они были большие и яркие. Представилось — стемнеет, а над крышами взойдет круглая луна, которую сделают за темной тканью неба из лампы осветители. И солнце, которое я увидела на ярко — голубом небе, тоже казалось лампой.
Когда я сошла с лестницы на траву, ко мне подбежали сразу несколько людей. Одеты они были в старомодную одежду, как одевались лет двести или сто назад. Все смотрели на меня с любопытством.
— Позвольте узнать, давно ли вы здесь? — спросил один из жителей этого странного мира. Слова он произносил с непривычным выговором, наверно, так говорили очень давно, тоже лет двести назад. Я показала рукой на лестницу и вверх.
— Я лежала в лазарете. А потом одна стена вдруг пропала и появилась вот эта лестница. Видите, вон там — комната, печка чуть — чуть видна.
К нам подходили другие, также непривычно одетые люди, смотрели на меня и вверх, на то место, где я видела лестницу. Потом тот же, кто начал разговор, сказал:
— Что‑то вы путаете, любезная барышня, никакой лестницы тут нет. И наверху ничего нет, кроме неба. Многие из нас тоже спускались по такой лестнице, но она сразу исчезала — таинственным образом, так же непостижимо, как появлялась, и сейчас я тоже ничего не вижу.
Я обернулась — нет, все так же: одновременно видна больничная палата и лестница, соединяющая ее и этот край. Но, судя по всему, ни один из здешних жителей ничего не видел, потому что все непонимающе глядели на то место, куда я показывала им. Еще один из местных обитателей подошел ко мне и грациозно поклонился, сняв шляпу.
— Итак, вы тоже присланы сюда и теперь будете жить вместе с нами, в нашем городке. Пойдемте, выберем вам домик, какой понравится.
— Спасибо, вы очень добры, — как можно вежливее ответила я, — но жить здесь я не буду, а вернусь обратно, потом, когда все у вас здесь увижу. Но, конечно, с удовольствием посмотрю, как вы живете.
— Никому из нас не удалось вернуться обратно, — покачал головой мой собеседник. — Неважно, как мы попадали сюда — по лестнице, или через дверцу, которая появилась внезапно в стене, или как‑то еще.
Я посмотрела на окружавших нас людей, которые тоже грустно вздыхали или согласно кивали головами. Теперь я повнимательнее смогла разглядеть их одежду. Одеты они были очень хорошо, но так, будто все это — театральный реквизит, к тому же, из разных спектаклей. Короткие штаны и длинные носки, жилетки и рубахи с пышными рукавами и открытым воротником — как было в моде лет двести назад. Практичные куртки или плащи, длинные темные брюки по современной моде. Некоторые — в напудренных париках, как не носят уже лет десять — двадцать. И женщины тоже одеты были кто как. У некоторых — современные платья, без излишних украшательств, с длинными прямыми юбками, у других — пышные юбки, рукава до локтя, множество кружев… Но при этом вещи из совсем разных времен могли сочетаться, как, например, рубашка с пышным жабо и простая жилетка, наподобие тех, какие надевают по выходным дням и праздникам лавочники или богатые крестьяне. И шляпки, почти у всех девушек, были такие, какие я только в книгах или на портретах видела, и тоже совсем разные, например, что‑то наподобие кружевного чепца, с множеством высоких оборок, идущих в два — три ряда; другая девушка носила скромную темную шляпу, завязанную прозрачными лентами, а еще одна надела шляпку, украшенную искусственными виноградными ягодами и листьями. Наверно, здесь было много самых нарядов, и каждый носил то, что ему нравилось. Разглядывать это было чудно, но я старалась не смотреть в упор, чтобы не быть невежливой.
— Меня зовут Оронт Нельти, — представился тот, кто предложил мне выбрать здесь жилье.
— Значит, некоторые из вас тоже слезали по лестнице? — спросила я его.
— Да, или открывалась дверца, вот тут, — Оронт показал на стену. — Сейчас ее нельзя увидеть.
Но я увидела эту дверь — железную, с чудным узором. Ручки или задвижки у нее не было.
Я сделала книксен и назвала свое имя. После этого начали представляться и другие. Я слушала не слишком внимательно, потому что все равно не могла бы запомнить столько имен сразу и еще потому, что задумалась над его именем. Совершенно точно — я уже не первый раз его слышу, но этот человек мне совсем незнаком. Размышляя над загадкой, я шла рядом с Оронтом и разглядывала их городок, так его назвали местные жители, но, конечно, это место не похоже ни на какой обычный город. Улицы были разной ширины, что зависело от того, насколько близко друг к другу стоят стены.
Как я и видела сверху, лабиринт то расширялся, образуя пространство величиной с Королевскую площадь, то становились узенькими переулками, то вновь расходилась в стороны просторными проспектами. Судя по всему, часть таких улочек оставалась нежилой, заваленной всяческим хламом, вроде разбитых надгробий, статуй, сундуков с разломанными крышками, вроде тех, в которых хранят реквизит и театральные костюмы. Другие улочки — обитаемые, с аккуратными домиками, деревьями, какой‑то чудной живностью, которая бродит тут и там. Какие‑то птицы, с ярким опереньем, зеленые, алые, синие, с громадными горбатыми клювами и блестящими глазами. Тигры и львы, размером с кошку. Крохотные змейки с крыльями. Ящерицы, бродящие на задних лапах. Я только крутила головой туда — сюда, не успевая рассмотреть всякое новое чудо.
Мы пошли к домам, по улицам, которые ограждались с двух сторон стенами, и я все про себя повторяла имя, которое, безусловно, откуда‑то знала: «Оронт Нельти, Оронт Нельти»… И тут выплыло из памяти — «Оронт Нельти, певец». Сразу вспомнила список Стеллы.
— Так вы все — из Театра?
— Конечно, — сказал Оронт, — откуда бы еще.
— Да, все оттуда, меня зовут Фленлип, — представился еще один и подал мне руку, чтобы я перешагнула через ручеек, пересекавший улицу.
Кое — где жители делали забавную вещь — клали поверх двух стен палки, по ним со стен перелезал плющ и накрывал улицу живой крышей. Фленлип показал одно такое тенистое место: за своим домом он сделал пролом в стене, которая отгораживает его дом от тупика, маленькую арку, сверху положил деревянную решетку и пустил по ней плющ. Поставил столик с плетеными креслами и отдыхает там в жару.
— Кстати, — заметил один из жителей потайного мира, — из Театра недавно, по нашим меркам, конечно, попала одна девочка, Лилиана, вы ее, часом, не знаете?
— Конечно, знаю, — ахнула я. — Где она живет?
— Лилиана! — закричали сразу несколько человек. — Иди скорее!