- Послушай, триерарх, - сказал Алет. - Если позволишь, у меня есть куда лучший план...
- Разумеется, Алет, - сказал Аристон. - До сих пор твои планы, как правило, были весьма удачны. Говори.
Алет опустился на колени и стал что-то чертить на земле острием своего меча. Как и большинство профессиональных мореходов, он прекрасно знал географию. На глазах у Аристона возникла карта той части Фригии, где они находились.
- Вот где мы, - говорил Алет. - А вот побережье. Ты его уже хорошо знаешь, триерарх. Там нет ни стадия, где бы не было города, деревни или селения, а между ними еще и рыбацкие хижины. Наши шансы пробраться к морю незамеченными практически равны нулю. А когда поднимется шум, как же мы сможем украсть судно? Пусть даже триакон-тор?
- Пожалуй, ты прав, - мрачно сказал Аристон. - Ну и что ты предлагаешь?
- А мы повернем в противоположную сторону, на северо-восток, и выйдем к побережью Пропонтиды где-то между Кизиком и Кием. Это дикая местность, там очень мало поселений. В сущности, она почти необитаема.
- И соответственно, там нет и судов, - сухо заметил Аристон.
- Да поглотит меня Аид! Об этом я и не подумал! - воскликнул Алет.
- Возможно, твой план не так уж и плох, - медленно произнес Аристон. Только мы его немного изменим. Мы выйдем к побережью Пропонтиды западнее между Лам-псаком и Кизиком. Это рискованнее, но и шансов захватить приличное судно у нас будет больше. Триаконтор нам не подойдет. Нужно попытаться раздобыть по крайней мере бирему, ну на худой конец пентеконтор.
- А может быть, нам даже удастся захватить торговое судно, - подхватил Алет. - Ну а если нас постигнет неудача, мы сможем добраться до Византии. Ведь она еще в союзе с Афинами, не так ли?
- Кто знает, что могло случиться за это время? - сказал Аристон.
Этот план сработал безукоризненно - за исключением одной маленькой детали: как только похищенный ими пентеконтор - ибо в конце концов им все же пришлось довольствоваться пятидесятивесельным суденышком - очутился в восточной части Геллеспонта, он наткнулся на весь спартанский флот из более чем ста триер, шедших навстречу им с западного, Эгейского, конца пролива.
Им ничего не оставалось, как спасаться бегством, и они бросились наискосок через пролив к Херсонесу, но спартанские триеры сопровождали сторожевые корабли, легкие триаконторы и пентеконторы, не уступавшие им в скорости. Им удалось добраться до берега вблизи огромного замка, но спартанцы преследовали их по пятам. Оказавшись лицом к лицу с многократно превосходящими силами противника, они отбивались как могли. Но, увы, могли они немного. Их оставалось не более двадцати человек, когда отряд всадни
ков во главе с высоким воином на великолепном гнедом жеребце внезапно вылетел из ворот замка и обратил в бегство спартанских пелтастов. Разделавшись с ними, предводитель всадников подскакал к уцелевшим беглецам и воскликнул громовым голосом, в котором не осталось и следа
былой шепелявости:
- Афиняне или союзники моего полиса, ибо вы, несомненно, ими являетесь! Я предлагаю вам укрыться в моей
крепости! Следуйте за мной!
Аристон молча стоял и смотрел на него. "Иногда боги слишком далеко заходят в своих забавах,, - подумал он.
Затем он вздохнул.
- Благодарю тебя, Алкивиад, - сказал он. Вечером, за ужином, Алкивиад неожиданно протянул Аристону свою могучую руку.
- Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня, Аристон, - тихо
произнес он.
- С какой стати мне ненавидеть человека, который
только что спас мне жизнь? - осведомился Аристон.
- Потому что я знаю женщин. Она наверняка тебе все рассказала. Она пришла ко мне, сгорая от желания отомстить тебе за то, в чем ты даже не был повинен. Поверь мне, если бы я знал, что она твоя жена, я бы вышвырнул ее из
своей постели.
- Ну да, так же как ты вышвырнул царицу Тимею,
сказал Аристон.
Алкивиад улыбнулся.
- Ты же не царь Агис. Я никогда не испытывал к тебе
ненависти. Кроме того...
- Хрисея - это далеко не Тимея, о чьей красоте все
только и говорят. И тем не менее, Алкивиад, ты должен возместить мне ущерб. Поэтому я намерен потребовать с тебя ровно столько, сколько стоит вся эта история. Алкивиад пристально посмотрел на него.
- И сколько же? - спросил он.
- Один обол, - ответил Аристон. Алкивиад изумленно уставился на него. Затем он откинул голову назад и разразился громовым хохотом.
Они вдвоем стояли на набережной у города Сеста и смот
рели, как корабли афинского флота бесконечным потоком вливаются в Геллеспонт.
- Прекрасное зрелище! - со вздохом произнес Алкивиад.
Аристон обернулся и посмотрел на него. В голосе бывшего стратега-автократора была тоска - да, именно тоска, - безнадежная и всеобъемлющая. Ибо несмотря на все причудливые изгибы его жизни, Алкивиад любил Афины. Если бы он только мог укротить свой неистовый нрав и служить своему полису так, как его граждане готовы были ему позволить; или, с другой стороны, если бы только афинскому демосу хватило ума закрыть глаза на его вопиющие выходки, бывшие по сути всего лишь изнанкой его характера гения, которым он вне всякого сомнения являлся, то весь ход истории мог бы быть иным. И как замечательно могло бы все сложиться! Но это означало хотеть слишком многого. Кроме того, теперь было слишком поздно. "Слишком поздно самые грустные слова, которые только есть в любом человеческом языке", думал Аристон.
Он вновь обратил свой взор на флот. Зрелище и впрямь было великолепным: сторожевые корабли, маленькие три-аконторы и пентеконторы веером рассыпались перед величественными триерами, и они, гонимые свежим ветром, наполнявшим их паруса так, что они становились тугими, как винные меха, с ослепительно сверкающими щитами у планширов, с разноцветными вымпелами, трепещущими на ветру, шли и шли мимо них, все сто восемьдесят грозных боевых кораблей, преисполненные решимости наконец-то покончить с этим старым морским волком Лизандром.
- Лизандр захватил Лампсак на другой стороне пролива, - обеспокоенно сказал Алкивиад. - Город с отличной гаванью, не хуже, чем эта. Нет, даже лучше. Остается только надеяться, что они знают, отдают себе отчет...
- Мы им обо всем расскажем, когда они причалят сюда, - успокоил его Аристон.
Но афинский флот и не думал останавливаться у Сеста. Медленно, величественно огромные триеры проплывали мимо единственного места на этом берегу Геллеспонта, где они могли бы пребывать в относительной безопасности, где им следовало бы бросить якорь хотя бы для того, чтобы обес
печить себе надежный тыл: в гавани у города, способного снабжать их пресной водой и съестными припасами, предоставлять им лекарей для ухода за ранеными и здоровых воинов для пополнения их рядов.
- Ты знаешь, куда они направляются. Аристон? - взревел Алкивиад. Знаешь?
- Понятия не имею, - отозвался Аристон.
- А ты подумай! Где самое худшее из всех мест, куда только можно причалить? В каком месте на этом побережье абсолютно невозможно защищаться даже от утлых челнов, набитых педерастами, женщинами и детьми! Ну, где?
- У Эгоспотама, - сказал Аристон. - О нет! Только не это! Ради Геры, не говори мне, что они собираются бросить якорь у "Козьих рек"! Я не верю!
- Я и не прошу тебя верить, - заявил Алкивиад. - Садись на коня и убедись в этом сам!
Он оказался прав. Кошмарно, до тошноты прав. Они въехали прямо в самую гущу афинян, деловито разбивавших лагерь на этом пустынном берегу, словно бы специально предназначенном природой для того, чтобы служить бойней для глупцов. Аристон сидел на своей лошади и смотрел на них. Он едва сдерживал слезы - это обреченное, обманутое войско было его единственным призрачным шансом вернуться в Афины; у него не было выбора, он должен был присоединиться к нему.