- Что не становится менее отвратительным, моя госпожа? - осведомился Аристон.
Хрисея пошла ему навстречу мягкими неслышными шагами. "Как тигрица, подумал Аристон. - Как тощая, костлявая тигрица, умирающая с голоду". Он даже не подозревал, насколько удачным было это сравнение. Она подошла к нему так близко, что ему достаточно было бы немного нагнуться, чтобы поцеловать ее в губы. Эта мысль пришла ему в голову и оказалась невероятно соблазнительной. Она стояла и смотрела ему прямо в глаза снизу вверх. Он чувствовал ее запах. Запах мыла, духов, запах возбуждения и страха.
- Что же тебе кажется таким отвратительным, моя маленькая Хрисея? вновь спросил Аристон.
- Гомосексуализм, - ответила она. - И гомосексуалисты вроде тебя!
- Хрисея! - Данай вскочил со своего места, но Аристон остановил его движением руки.
- Мне очень жаль, - сказал он. - Я бы предпочел, чтобы я тебе нравился. По крайней мере, чтобы ты могла помочь мне избавиться от этого тяжелого порока.
Она с удивлением посмотрела на него.
- Значит, ты этого не отрицаешь? - прошептала она.
- Ну а если бы я это отрицал, ты бы мне поверила? - спросил Аристон.
- Хрис, это возмутительно! - воскликнул Данай.
- Он смеется надо мной. Я знаю. И к этому давно привыкла. Мужчины все такие недалекие. Они не в состоянии рассмотреть за уродливой внешностью женщины, за тем, что она представляет из себя мешок костей, ее...
- Ее душу? - подхватил Аристон. - Я, например, в
состоянии. - Затем он повысил голос: - Сократ! - крикнул он. - Зайди, пожалуйста, к нам.
Сократ вошел в столовую. Данай беспомощно переводил взгляд с Аристона на философа. Он был в полном смятении. Положение было абсолютно недопустимое, но кого, в сущности, можно было в этом винить?
- Разреши представить тебе госпожу Хрисею, - торжественно произнес Аристон своим глубоким, звучным голосом, - которая отказывает мне в мужских достоинствах. Более того, она настаивает на том, что мы должны изучать ее душу, не обращая внимания на ее - скажем прямо! - весьма скудную и тощую плоть. Что ты думаешь о ней, о Сократ?
- Что перед нами высший дух, - Сократ говорил весьма серьезным тоном, если не считать озорных огоньков в его маленьких черных глазках, спустившийся на землю на лунном луче, носившийся по свету на пушинке и наконец оказавший честь своим посещением нашему полису. Я приветствую тебя, моя госпожа!
- И я приветствую тебя, великий Сократ, мудрейший из людей, прошептала Хрисея. - Присядь, прошу тебя. И поговори со мной! О, я так хочу насладиться беседой с тобой! Не обращай внимания на этого тупицу, моего братца. Его жалкого умишка не хватает даже на то, чтобы понять, что все эти законы и обычаи, властвующие над женщинами, ничего не могут значить для такого создания, как я.
- Почему же, моя госпожа? - осведомился Сократ.
- Да потому, что все они направлены на сохранение чистоты и непорочности женщины, то есть того, что я считаю обузой.
- Хрис! - воскликнул Данай.
- Послушай, Дан, перестань шипеть, как идиот:
"Хриссссс!" Повторяю, обузой, от которой я бы охотно избавилась, которую я бы с радостью променяла на свободу, которой пользуются мужчины. Но в любом случае охранять мою девственность - занятие совершенно бессмысленное, ибо кому из увидевших меня она может понадобиться? Подождите! Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно! Особенно ты, Аристон, красотой подобный богам! Я отнюдь не мартовская кошка, сгорающая от похоти. Я даже не знаю,
что это такое - влечение к мужчине. Я никогда этого не испытывала...
- Пусть боги сжалятся над тобой, если это правда! - вставил Аристон.
- ...Но я стала бы гетерой, ни секунды не раздумывая, если бы располагала тем, что для этого необходимо.
- А что для этого необходимо, моя госпожа? - спросил Сократ.
- Красота. Привлекательность. Хотя бы немного плоти, способной соблазнить мужчину. Я уже сказала, что не понимаю похоти. Но какой бы отвратительной она мне ни казалась, лучше уж быть желанной, чем отвергнутой. Я всегда выхожу из дому с закрытым лицом, как и подобает знатной афинянке, в сопровождении рабыни. И вижу, как мужчины провожают ее глазами - ее, а не меня! Ибо определить, где у меня зад, а где перед, можно только по носкам моих сандалий.
- Хрис! - простонал Данай. - Неужели у тебя нет никакой гордости?
- Абсолютно. А зачем она мне, братец? Чем я могу гордиться?
- Голосом, который лучше любой музыки, - сказал Аристон. - Голосом, звуки которого прекраснее всего, что я когда-либо слышал. Ты знаешь, моя маленькая Хрисея, одного его достаточно, чтобы навсегда сделать любого мужчину твоим рабом. А твои глаза! Глаза робкой лесной нимфы, пробирающейся сквозь дебри своих ночных страхов. Какой огонь горит в их бездонной глубине! Какая теплота, какая нежность...
- Аристон, послушай, - запротестовал Данай, - мне что-то не нравятся такие разговоры.
- То, что я говорю, дорогой друг, я говорю открыто и честно. Твоя сестра не красавица - зачем же мне пытаться убедить ее в обратном? Но вот о чем вы оба забыли, так это о том, что красота в лучшем случае ничего не значит, а в худшем становится проклятием. Так, как это случилось со мной. И я всего лишь хочу ободрить ее, помочь избавиться от этих дурацких мыслей, что ей якобы нечем гордиться. Я человек, который без колебаний бросил бы свое сердце и
свое состояние к ее ногам сейчас, немедленно, если бы я только мог это сделать.
Хрисея прижала тонкие руки к горлу. Жест вышел исключительно грациозным, как будто взмах трепетных крыльев.
- А почему же ты не можешь? - прошептала она еле слышно. - У тебя что, уже есть тайная жена?
- Хрис! - взмолился Данай. - Это уже не лезет ни в какие ворота!
- Да заткнись ты наконец, Дан! Я не собираюсь уводить твоего любовника. Я не могу, да и не хочу этого делать. Я вообще не намерена выходить замуж.
- Почему? - в свою очередь спросил Аристон.
- Сначала ответь на мой вопрос, благородный Аристон! Допустим, твои слова заинтересовали бы меня, хотя на самом деле это, конечно, не так. И все-таки почему же ты не мог бы на мне жениться?
- Да потому, что я метек, моя госпожа. Более того, я бывший раб. И к тому же это было самое гнусное рабство, какое только можно себе вообразить.
- Ну, твоей вины в этом не было никакой, - возразил Сократ, - а до того ты принадлежал к одному из знатнейших домов Лаконики. Так что не сгущай краски, мой мальчик. Единственным реальным препятствием является закон. И я полагаю, теперь нам всем нужно подумать о том, как его обойти. Должен же найтись какой-то способ приобрести или купить гражданство.
- Возможно, если ты купишь и оснастишь триеру, преподнесешь ее в дар полису, отправишься с нами в поход в качестве триера рха, - предложил Данай.
- Дан! - воскликнула Хрисея.
- Купить и оснастить триеру нетрудно, - задумчиво сказал Аристон, - но командовать ею я не смогу. Метек не может отдавать распоряжения афинским гражданам, Дан. Так что проявить таким образом свою доблесть мне не удастся. Придется придумать что-нибудь получше.
- Вот именно! - фыркнула Хрисея. - Особенно если иметь в виду, что ничто на свете не заставит меня выйти за тебя замуж! За тебя или за кого-либо другого!
Аристон удивленно посмотрел на нее. Затем лицо его медленно расплылось в улыбке.
- Но почему же? - спросил он.
- Потому что жена - это рабыня. Жалкая и униженная рабыня. Которая каждую ночь должна отдавать свое тело на... - Она осеклась, и судорога пробежала по всему ее телу.
- Хрисея! - обреченно произнес Данай. - Ты когда-нибудь перестанешь меня позорить?
- Да. Теперь перестану. Я удаляюсь в гинекей, и вы можете спокойно обсуждать планы моего порабощения. Действуй, Данай! Возможно, тебе удастся отдать мое тело этому твоему другу - прекрасному другу, - ибо он воистину прекрасен! Но как бы не получилось так, что это тело окажется бездыханным!