Со слезами на глазах Элизабет запротестовала, протянув к ним руки:
— О нет! Только не вы…
— Почему не мы? — строго спросила госпожа де Шантелу. — Вы отказываете нам в такой чести: первыми воздать королевские почести? Мы приветствуем не вас, юная дама, хотя вы и являетесь нашей герцогиней, а ваш живот! Возможно, в нем растет король! В крайнем случае, его светлость!
Застыв от нахлынувших чувств, Элизабет посмотрела на отца, словно прося его о помощи. Он ответил ей улыбкой и любящим взглядом, прижал руку к сердцу и тоже поклонился ей, молча воздавая должное. И это ее потрясло.
Молодая женщина совершенно растерялась и бросилась в объятия своей крестной. А ее отец помог госпоже де Шантелу подняться и устроиться в кресле с красными подушками, куда она опустилась со вздохом облегчения: ее старые ноги отвыкли от подобных придворных упражнений.
— Я обязана попросить у вас прощения, — произнесла Элизабет. — Вы приняли меня, как дочь, а я отблагодарила вас тем, что сбежала. Вы, должно быть, меня ненавидели?
— Не говори глупости! Я никогда не смогу ненавидеть тебя, и ты не потеряла ни капельки моей любви. Я просто очень испугалась… Но давай больше не будем говорить об этом, прошу тебя! У нас с тобой будет много времени для разговоров, потому что мы приехали за тобой.
— Вы хотите, чтобы я поехала в Варанвиль? После всего, что я вам сделала?
— Нет, — ответила госпожа де Шантелу. — Это невозможно из-за вашего положения, но если вы готовы принять гостеприимство Шантелу, я буду очень счастлива и горда предложить его вам… Дорогая мадемуазель Леусуа, до меня дошли слухи, что у вас пьют лучшую яблочную водку во всем Котантене. Не соблаговолите ли дать мне ее попробовать?
— С радостью, госпожа графиня! Я подам ее сию же минуту!
Пока хозяйка на минуту покинула своих гостей, Гийом подошел к Розе и Элизабет.
— Ну, что скажешь об этом приглашении? — обратился он к дочери. — Мне кажется, это то решение, которое мы не могли найти. В Шантелу ты будешь укрыта от любопытных взглядов. Вот только я, со своей стороны, чувствую себя смущенным и не знаю, как отблагодарить…
— Вы что-нибудь обязательно придумаете! — Элизабет нежно коснулась губами его щеки. — Я пойду собираться. У меня небольшой багаж.
— У тебя будет все, что потребуется… и даже больше, — добавил Гийом, когда его дочь ушла. — Роза, Элизабет попросила у вас прощения. И я присоединяюсь к ней, но прежде я обязан вам все объяснить.
— Полагаю, этой весной вы мне все уже объяснили, и потом, вчера у меня побывала мадемуазель Анн-Мари и рассказала о новостях вашего дома.
— Увы! С тех пор все успело измениться еще раз. Вас не удивляет то, что я так легко согласился принять предложение госпожи де Шантелу? И разве не в доме «Тринадцать ветров», среди своей семьи, моей дочери следовало бы ожидать ребенка?
— Без сомнения… Но обстоятельства…
— Вчера я был полон решимости форсировать эти обстоятельства. Я собирался сообщить мисс Тримейн, что намерен отвезти ее в Париж, поселить там рядом с нашими общими друзьями, обеспечить всем необходимым, чтобы она могла в приятной обстановке дожидаться возвращения в Англию… и своей свадьбы. Я хотел дать ей понять, что от меня ей нечего более ожидать. И, конечно же, я хотел привезти Элизабет домой! К несчастью…
В нескольких словах Гийом рассказал о случившемся у Лорны приступе безумия, о ее расправе с гиацинтами и крушении своих надежд.
— Пьер Анбрюн опасается полной потери рассудка. Он говорит, что эта женщина находится во власти навязчивой идеи и нуждается в постоянном присмотре. По его мнению, Лорна может стать опасной…
— И вы намерены оставить ее у себя? — Роза почти закричала. — Но подумайте о детях, о ваших старых слугах… о себе самом!
Она действительно испугалась, и этот страх вернул немного надежды Гийому, который с самого появления Розы в комнате тщетно пытался вновь увидеть в ее глазах тот теплый огонек, который еще совсем недавно он умел в них зажигать.
— Вы не дали мне закончить фразу, — нежно упрекнул он ее. — Я собирался сказать: опасной для самой себя. Ее отчаяние кажется искренним, и Пьер полагает, что она способна на самоубийство. Я не могу отправить ее из дома в таком состоянии…
— Значит, в этом нет ничего, кроме христианского милосердия?
— Абсолютно верно. Вам прекрасно известно, что я ее не люблю, и что другая женщина…
Заслонившись ладонью, Роза заставила его замолчать.
— Ни слова больше, Гийом! Здесь не то место, и сейчас неподходящий момент… В любом случае наше время ушло!