Она собиралась продолжить начатую работу, но решила сравнить чулок с уже готовым. Лизетта поискала его, потрясла ткань и ничего не нашла.
— Куда я могла его деть? — бормотала она. — Может быть, он упал на дно корзины? Надо пойти посмотреть.
Но напрасно Лизетта переворачивала корзины, шкафы и ящики, она так и не обнаружила недостающий чулок. Могла ли она предположить, что накануне Лорна, пытаясь найти одну из своих любимых сорочек в отсутствие Китти, пришла сама искать ее в бельевой и по несчастливой случайности нашла именно то, что от нее так ревностно пытались спрятать?
Именно из-за этой странной находки молодая женщина решилась выдать Тремэна властям и не стала слишком сопротивляться, когда ей сообщили, что она должна уехать. Она предвкушала новую тайну, но внутренний голос подсказывал ей, что будет лучше уехать, если она хочет разгадать ее. Уехать хотя бы на время… Поверив, что они избавились от Лорны, обитатели «Тринадцати ветров» потеряют свою осторожность…
В любом случае если они считали, что Лорна вышла из игры, то они жестоко ошиблись.
Глава XII
Тревожные новости
Путешественник появился в самый разгар зимы, в ночь очистительного огня.
В эту ночь по всей Нормандии люди проходили по подворьям, большим и маленьким, вооружившись факелами. Они обегали вокруг яблонь и других плодовых деревьев, подносили пламя к стволам, распевая нечто вроде крестьянского гимна, содержание которого зависело от местности. Такова была давняя традиция, чтобы с помощью этого магического заклинания изгнать из сада всех вредителей. После чего все соломенные факелы складывали в один общий веселый костер.
В «Тринадцати ветрах» никому и в голову бы не пришло пренебречь церемонией, которая всегда доставляла столько радости. Потрясая своими факелами, Тремэны пробегали по своему немалому поместью вместе со слугами-мужчинами и распевали:
Все это исполнялось с потрясающим местным акцентом, и никто не нарушал традиции, которая требовала обязательно попытаться в шутку погасить факел о спину соседа… После чего все вместе выпивали за будущий урожай, спасенный таким образом от вредителей.
В этот год они участвовали в празднике с еще большим энтузиазмом, чем обычно, несмотря на воспоминания о пожаре, который ровно год назад уничтожил конюшни и повредил дом. Но все в «Тринадцати ветрах» испытывали удивительное чувство облегчения, потому что избавили дом от самого опасного вредителя, который разъедает душу… Потантен по-своему выразил общее ощущение, пробормотав:
— Если бы я был уверен, что это помешает ей вернуться сюда, я бы прошелся этим факелом по стенам дома…
— Ей незачем сюда возвращаться, — ответил Гийом, услышавший его слова.
Потантен промолчал, предпочитая оставлять свои мысли при себе. Прошло уже добрых шесть недель после того, как англичанка оставила дом. Но вот мистер Брент не вернулся, и от него не было никаких известий. И это ничего хорошего не сулило…
После общего костра Гийом привел всех своих в кухню, где Клеманс уже накрыла стол для доблестных охотников на вредителей. Все весело уселись вокруг стола, заставленного блинами и другими лакомствами. Но как только каждый получил чашку или стакан с напитком по своему вкусу, кухарка отвела своего хозяина в сторонку.
— Прошло ровно полчаса после вашего ухода, как приехал какой-то дворянин и сказал, что хочет вас видеть. Он ждет вас в библиотеке, куда я подала ему легкую закуску.
Тремэн нахмурил брови:
— Вы знаете, что я привязан к нашим традициям гостеприимства, Клеманс, но почему вы не остались с гостем? Мне не нравится, когда в мой кабинет пускают невесть кого.
— Он хочет видеть лишь вас, господин Гийом. И потом это не невесть кто. Если я говорю, что он дворянин, так это потому, что он назвал себя. Все в наших местах знают шевалье де Брюслара. Он сам поставил своего коня в конюшню.
— Брюслар? Здесь? Проклятие, Клеманс, вы поступили правильно. Я иду к нему! Ах да, может, следует приготовить для него комнату?
— Уже приготовлена.
Шевалье де Брюслар дремал в одном из кресел, положив ноги на подставку для дров и скрестив руки на животе. Гийом сразу же узнал его черные курчавые волосы, длинный нос и густо заросшее бородой почти до самых глаз лицо. Высокие сапоги были заляпаны грязью, но манжеты и жабо отличались безукоризненной белизной и почти сияли на фоне серого сюртука из хорошего сукна. И, наконец, последний характерный штрих: привычный арсенал из пистолетов и ножей был, как всегда, засунут за широкий кожаный пояс. Рядом с ним на полу стоял поднос, на котором не осталось ни капли съестного. Следовательно, шевалье отдал дань кулинарному искусству Клеманс.