Они спустились по лестнице, пересекли гостиную, которую уже заполнили вечерние тени, и вышли в парк. Конец этого дня выдался серым и печальным. По небу над Парижем с утра плыли облака, изредка поливая город короткими дождями. Осень по праву заявила о себе, было почти холодно.
Огромный сад, в котором не осталось ни одной статуи, чтобы радовать глаз, — их все сняли или разбили во время Революции — был похож на триумфальную улицу с уходящей вдаль лужайкой между высокими грабами и густыми рощицами. На другом конце лужайки тонуло в серых сумерках маленькое одноэтажное здание, этакая архитектурная безделушка, которыми славился предыдущий век. Его очертания были размытыми, за окнами не было видно ни единого огонька.
— Что-то подсказывает мне, что ты живешь там, — пробормотал Гийом, и это были его первые слова, произнесенные наедине с дочерью.
— Да. Идемте в ту сторону, но постараемся оставаться на виду. Не стоит волновать тех, кто наблюдает за нами. Отец… Почему вы приехали сюда?
Он не ответил, предпочитая продолжить свою мысль:
— В таком случае я надеюсь, что ты живешь там одна.
Элизабет остановилась, выпустила руку Гийома и повернулась к нему лицом.
— Почему я должна жить одна? Вы знаете, за кем я последовала.
Гийом почувствовал, как в нем закипает гнев. Это был один из тех приступов ярости, которых так боялись все обитатели «Тринадцати ветров». К этому примешивалось ужасное чувство досады, разочарования и даже стыда. Неужели он проделал такой путь, чтобы обнаружить в девочке, которую он любил больше всего на свете, признаки распутства, возможно даже извращенности, унаследованные от ее омерзительного деда?
— Ты осмеливаешься говорить об этом мне? — прорычал он.
— Я никогда вам не лгала. Разве мне следовало начать это делать?
Элизабет слишком хорошо знала своего отца, чтобы не догадаться об обуревавшей его ярости. Но она не опустила голову, напротив. Под сверкающей массой ее волос голова поднялась еще выше, взгляд светлых глаз оставался решительным.
— Ты, моя дочь, живешь с мужчиной и заявляешь мне об этом, даже не краснея! Будь он принц, король, да кто угодно, ты все равно меня позоришь. Ты хотя бы отдаешь себе в этом отчет?
— А вы? Вы-то сами поняли, наконец, что вы сделали, обрюхатив вашу племянницу, дочь вашей любовницы? И все это происходило в нашем доме! Кстати, вы на ней женились?
Элизабет говорила гневно, облегчая душу, выплескивая горечь, копившуюся так долго. Разъяренный Гийом едва не отвесил ей пощечину. Лишь опасение поставить между ними непреодолимую преграду остановило его. А может быть, и осознание собственной вины.
— Нет. Я говорил это и повторю снова: этого не будет, пока ребенок не родится живым!
— И эта мораль вас устраивает? Прежде чем кого-то проклинать, посмотрите прежде на себя! Итак, эта Лорна по-прежнему сидит в кресле моей матери, демонстрируя свой живот? Увидев вас, я надеялась, что вы приехали сказать мне, что этот кошмар закончился, что она наконец уехала… Но если этого не случилось, что такого срочного вы хотели мне сообщить, чтобы искать меня? В нашем доме ничего не изменилось, зачем же преследовать меня? Вы отлично знаете, что, если бы не эта ужасная история, я никогда бы не покинула «Тринадцать ветров».
— В самом деле? И ты бы отказалась следовать за этим юным ничтожеством?
— Я запрещаю вам оскорблять его!
— Ты ничего не можешь мне запретить! Лучше ответь: что бы ты сделала, если бы вы не встретились на пустынном пляже, а он оказался в окрестностях нашего поместья?
— Он бы не ограничился окрестностями. Он бы приехал в дом. Он как раз направлялся туда, когда мы встретились.
— Зачем он туда ехал? Чтобы поблагодарить меня за приют, за пережитую опасность, за смерть твоей матери?
— Вы не считаете, что именно вам не следовало бы упоминать об этом? Она погибла за свои убеждения, это так, но еще и потому, что вы ее предали. Поэтому прошу вас, оставьте ее покоиться с миром! Что же касается меня…
— Ты хочешь, чтобы я и тебя оставил покоиться с миром рядом с твоим любовником? — усмехнулся Гийом. — Ты моя дочь, ты несовершеннолетняя, и я приехал за тобой…
— За мной? Чтобы отвезти меня? Но куда? Не в наш дом, потому что ваша любовница по-прежнему там! Или вы собирались меня запереть? Тогда где? У тетушки Розы? Бедная очаровательная тетушка Роза! Только из-за нее меня немного мучили угрызения совести, потому что я, должно быть, причинила ей много горя. Но вы полагаете, что она приняла бы меня после того, что со мной случилось? Вы бы даже не осмелились попросить ее об этом!