Раздувая огонь, пока госпожа Белек наполняла большой чайник, Потантен заулыбался. И это поставило в тупик его старую подругу.
— Вы находите этот переполох забавным, Потантен? — спросила она. — Лично я с удовольствием осталась бы в постели. От этого дождя моя поясница снова дала о себе знать…
— Я думаю, что госпоже Аньес тоже не спится! Признаю, я был несколько удивлен тем, что после отъезда нашей малышки она больше не появляется. Думаю, это было связано с тем, что господин Гийом и мальчики устроили для англичанки нечто вроде карантина. Госпожа Аньес, должно быть, выжидала, ловила удобный момент, чтобы проверить, выдержит ли она такое.
Клеманс выпрямилась, вытерла руки о передник, потом с гримасой потерла поясницу.
— Клянусь моей святой покровительницей, как же противно стареть! Просто ржавеешь изнутри… И с чего это вы взяли, что покойная госпожа Аньес имеет какое-то отношение к этому происшествию?
В самом деле, после приезда мисс Тримейн в дом «Тринадцать ветров» начали происходить странные вещи. Первыми свидетелями появления покойной Аньес стали Потантен и госпожа Белек, словно умершая решила заранее предупредить о своем присутствии этих двух хранителей домашнего очага.
Не отводя глаз от огня, над которым он растирал пальцы, старик сморщился, и от этой гримасы его лицо, и без того похожее на физиономию висельника, приобрело откровенно дьявольское выражение.
— Вы разве не слышали, что бормотала мисс Тримейн? Она говорила о ледяной руке, которая схватила ее за ноги в постели, а еще об ужасном запахе. Госпоже Аньес, видно, совсем не понравился этот сегодняшний ужин в узком кругу. Может, ей захотелось отправить ее на тот свет до того, как она родит?
В низком голосе Потантена явственно звучала сдобренная ненавистью радость. Клеманс вздрогнула и перекрестилась.
— Вы не должны так говорить, Потантен! Во-первых, это не по-христиански, а во-вторых, это совсем на вас не похоже! Я тоже ее ненавижу и хотела бы, чтобы она уехала. Но если она умрет здесь — да защитит Господь этот дом! — то жить тут будет невозможно, если два «привидения» будут оспаривать его друг у друга.
Потантен на мгновение закрыл глаза, что позволило его лицу принять обычное выражение, потом выпрямился.
— Вы совершенно правы, Клеманс! Возможно, я начинаю сходить с ума. Но я так боюсь за нашу Элизабет! Мне так хотелось бы, чтобы она вернулась!
Неожиданно старик разрыдался, подбежал к двери, ведущей в сад, распахнул ее и скрылся в ночи. Госпожа Белек покачала головой, вытерла набежавшую слезу, вздохнула и отправилась за липой и ромашкой, чтобы приготовить успокаивающий отвар.
Артур и в самом деле не терял времени даром. Спустя полчаса после его отъезда Пьер Анбрюн остановил лошадь у крыльца дома, где его уже ждал Потантен, вооруженный фонарем и зонтиком.
— Что происходит? — спросил врач, бегом поднимаясь по лестнице.
— Она больше не воет, значит, страх немного улегся. Но она по-прежнему жалуется. Ее поместили в цветочную комнату.
— По срокам могут начаться роды. Наконец-то я ее осмотрю! Эта женщина, вероятно, безумна: девять месяцев без консультации врача!
Когда Анбрюн вошел в новую спальню Лорны, женщины, пытавшиеся успокоить больную, расступились. Анбрюн снял верхнюю одежду, засучил рукава рубашки, вымыл руки в тазу, который ему подставила Белина, привыкшая видеть его за работой, потом подошел к постели, где металась Лорна. Она одновременно плакала и стонала. Анбрюн откинул простыни и принялся осматривать тело, которое успели одеть в белую батистовую сорочку, уже мокрую от пота. В изголовье кровати стоял Гийом с подсвечником и светил ему.
Словно почувствовав успокаивающее присутствие врача, мисс Тримейн перестала метаться, но слезы ручьем текли из-под ее опущенных век. Ее дыхание было прерывистым, как у животного, которому снится страшный сон.
Осмотр, проходивший в полнейшей тишине, занял немало времени. Только когда Анбрюн выпрямился, упер руки в бока и с некоторым недоумением посмотрел на больную, Белина осмелилась спросить: