Она вышла из комнаты и через несколько мгновений вернулась, неся в руках узкий, длинный сверток, завернутый в материю. Она положила его на стол.
— Я получила его в подарок много лет назад, за небольшую услугу, которую оказала во время одного из моих путешествий по Атхасу, — сказала она, осторожно разворачивая сверток. — Мне никогда не доводилось пользоваться им. Я думаю, что он подходит тебе намного больше, чем мне.
Она сняла последний слой ткани и открыла меч, уютно устроившийся в кожаных ножнах.
— Я бы хотела, чтобы ты взял его, на память, — сказала Варанна, протягивая ему меч. — К тому же есть у него одна особенность, из-за которой только ты можешь владеть им. Это старинный эльфийский меч.
Судя по размеру это был длинный меч, но, в отличие от обычного длинного меча, его клинок был изогнут, а на конце слегка расширялся, так что в целом он был чем-то средним между саблей и мечом, за исключением кончика, который имел форму листа. Рукоятка была обмотана серебрянной нитью, а эфес и гарда были из бронзы.
Сорак вытащил меч из ножен и глубоко вздохнул, когда увидел замысловатые, волнистые знаки на клинке. — Но … это же стальной меч!
— И из редчайшего сорта стали, — сказала Варанна, хотя и сама сталь была редка на Атхасе, где большинство оружия делалось из обсидиана, кости или камня. — Искусство создания такой стали утеряно много столетий назад. Она намного прочнее обычной стали и лучше закалена. В руках мастера это страшное оружие.
— Это действительно замечательный подарок, — сказал Сорак. — Я никогда не расстанусь с ним. — Он сделал несколько пробных взмахов. — Он очень хорошо сбалансирован, но форма клинка очень необычна. Я всегда думал, что эльфы сражались длинными мечами.
— Это особый меч, — ответила Варанна, — единственный в своем роде. На его клинке выгравированы старинные эльфийские руны. Ты должен быть способен прочитать их, если я не напрасно тратила время, обучая тебя языку твоих предков.
Сорак осторожно взял меч в ладони, поднес к глазам и прочитал вслух надпись на клинке. — Сильный духом, верный в беде, закаленный в вере. — Он кивнул. — Действительно, черты характера благородного человека.
— Это больше, чем черты характера, — сказала Варанна. — Это кредо древних эльфов. Живи так, и меч никогда не предаст тебя.
— Я не забуду, — сказал Сорак, убирая меч в ножны. — Как я никогда не забуду все то, что вы сделелали для меня.
— Когда все соберутся вместе в зале для обеда, я объявлю, что ты уходишь, — сказала Варанна. — Тогда у каждой будет возможность попрощаться с тобой.
— Нет, я думаю, что будет лучше всего уйти тихо, незаметно, — сказал Сорак. — Мне и так достаточно трудно уходить, а если еще придется прощаться с каждой Сестрой…
Варанна кивнула. — Понимаю. Тогда я передам всем твое прощание вместо тебя. Но по меньшей мере ты можешь попрощаться со мной. — Она раскинула свои руки.
Сорак крепко сжал ее в объятиях. — Вы были для меня как мать, — сказал он, — единственная мать, которую я когда-либо знал. Прощаться с вами — самое тяжелое для меня.
— Ты, Сорак, был для меня как сын, которого я никогда не могла родить, — ответила Варанна, ее глаза наполнились слезами. — Ты навсегда останешься в моем сердце, и наши ворота всегда будут открыты для тебя. Да найдешь ты то, что ищешь.
— Госпожа послала слово, что ты уходишь от нас, — сказала хранительница ворот. — Я буду скучать по тебе, Сорак. И мне будет грустно, что я не выпускаю тебя ночью, Тигра. — Пожилая хранительница протянула свою морщинистую руку и взъерошила шерсть на голове тигона. Животное мяукнуло и лизнуло ее руку.
— Я тоже буду скучать по тебе, Сестра Диона, — сказал Сорак. — Ты была первой, кто разрешил мне войти в ворота, и теперь, десять лет спустя, ты последняя, кто видит, как я ухожу.
Старая женщина засмеялась. — Неужели прошло десять лет? Я мне кажется, что это было вчера. Но, в моем возрасте, время идет быстро, а годы пролетают как мгновения. Прощай Сорак. Подойди, обними меня.
Он обнял и пожеловал ее в сморщенную щеку. — Прощай Сестра.
Он прошел через ворота и направился по дороге вниз, идя быстрыми, размеренными шагами. За его спиной зазвучал колокол, созывая сестер в столовую, на обед. Он подумал о длинных деревянных столах, заполненных женщинами, болтающими и смеющимися, девчонки поменьше шалят, бросаются друг в друга едой, пока старшая за столом не призовет их к порядку, котлы с едой, неспешно вносимые в столовую, теплое чувство общности и семейности, которое он покидает, возможно навсегда.
Он подумал о Риане, сидящей в одиночестве в комнате для медитаций на вершине храмовой башни, совсем маленькой комнатке, в которой он сам провел немало времени, когда ему хотелось побыть одному. Еду будут приносить к ней и просовывать в маленькое отверстие в самом низу тяжелой деревянной двери. Никто не заговорит с ней, никто не потревожит ее. Она будет только в компании своих мыслей, пока не решит, что пришло время выйти. И когда она выйдет, она обнаружит, что он ушел.
Пока Сорак размеренными шагами уходил все дальше и дальше от монастыря, он спрашивал себя, что она подумает, когда выйдет? Они выросли вместе. Она всегда значила для него намного больше, чем любая из сестер. Как Риана и сказала сама, она первая протянула ему руку дружбы, а теперь их доверие выросло в нечто, что намного больше дружбы. Намного, намного больше.
В течении всех этих лет она была для него сестрой, не в том смысле, в каком все женщины в монастыре называли друг друга «сестрами», а в прямом, родственником. С самого первого дня между ними образовалась связь, связь, которая будет всегда, и не важно, где они находятся и какое расстояние их разделяет. Но все-таки они не настоящие родственники, и каждый из них знал это, и это знание мешало им любить друг друга родственной любовью. Когда они стали старше, и начали чувствовать влечение к противоложному полу, их чувства стали сильнее, глубже и намного более интимными. Это было что-то, что Сорак знал, хотя всегда старался об этом не думать.