— Утверждает, что он гражданин США, родившийся в Венгрии. — Ли полуобернулся и посмотрел на Бэррона. — Проживает в Нью-Йорке, в доме номер двадцать семь по Западной Восемьдесят шестой улице. Говорит, что работает в какой-то немецкой компании, занимается продажей программного обеспечения. В поезде на Лос-Анджелес оказался, дескать, из-за того, что в связи с метелью были закрыты все аэропорты Чикаго. Там вроде как и познакомился с Донланом.
— Я не «утверждаю», что являюсь гражданином США, — огрызнулся Реймонд. — Я действительно им являюсь! Более того, я — пострадавший. Меня похитили, взяли в заложники! Ваши коллеги были в поезде, они видели, как все произошло! Почему вы не спросите их?
В этот момент машина выехала из здания паркинга, и в глаза сидевших в ней людей ударило ослепительное солнце. Путь им перегородила плотная цепь фургонов со спутниковыми антеннами и журналистов. Полицейские в форме расчистили «форду» путь, и Хэллидей, вырулив на улицу, погнал машину по направлению к штаб-квартире полицейского управления, располагавшейся в Паркер-центре.
В памяти Бэррона отпечатались медальные профили сидевших впереди Ли и Хэллидея. Когда все произошло, они находились на первом этаже паркинга, но Джон не сомневался: они знали о том, что должно было произойти на втором, когда вели пленника вниз по пожарной лестнице. А это, в свою очередь, означало, что незаконные казни людей, подобных Донлану, являлись для них обычным делом. И они, видимо, полагали, что, если Бэррон стал членом их бригады, он смирится с этим и станет таким же, как они. Черта с два!
Джон выключил воду, вышел из душевой кабинки, насухо вытерся полотенцем и побрился, даже не глядя в зеркало. Его мысли по-прежнему метались между событиями, свидетелем которых он стал на протяжении последних часов. Но между секундой, когда Вальпараисо нажал на спусковой крючок, и настоящим временем имелись два крайне важных момента.
Во-первых, когда они проезжали сквозь живой барьер из журналистов, Бэррон заметил низкорослого парня в знакомом всем телезрителям мятом блейзере, таких же жеваных штанах хаки и в очках в роговой оправе. Когда они проезжали мимо него, он сунулся вперед. Это был Дэн Форд, самый агрессивный и назойливый журналист города. У него был всего один глаз, другой, хотя и почти неотличимый от настоящего, был стеклянным. Но своим единственным, настоящим, он, как рентгеном, прощупал всю машину и, очевидно, увидел то, что хотел увидеть.
Встретившись взглядом с этим глазом, Джон поспешно отвернулся и уставился в окно.
Дело было не в том, что Форд писал для «Лос-Анджелес таймс», и даже не в том, что, будучи ровесником Бэррона, в свои двадцать шесть лет он успел стать самым известным репортером криминальной хроники, не допускавшим никакой фальши в своих материалах. Он был близко знаком практически со всеми детективами. А уж с Джоном они дружили с первого класса начальной школы.
Именно по этой причине Бэррон так быстро отвернулся, когда Форд заглянул в машину. Он знал: его одноглазый приятель сразу же заметит шок и испуг в его взгляде и поймет, что буквально несколько минут назад произошло нечто ужасное. А потом спросит, что именно произошло.
Во-вторых, в штаб-квартире полицейского управления произошел странный инцидент, связанный с Реймондом. После того как его сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и уже повели в камеру, он вдруг потребовал свидания с Бэрроном. Поскольку Джон входил в число задержавших подозреваемого полицейских, ему позволили пообщаться с арестованным. Очевидно, тот снова станет протестовать и доказывать свою невиновность, но вместо этого…
— Вы плохо выглядите, Джон, — сказал Реймонд. — Похоже, вы чем-то расстроены. Чем именно?
Увидев кривую ухмылку на губах задержанного и услышав его вопрос, Бэррон, вспыхнув от ярости, чуть не задушил арестованного и потребовал, чтобы его немедленно увели. Стальные двери с громким стуком захлопнулись за ним.
Джон…
Откуда Реймонд узнал его имя? И еще — неужели он знал о том, что произошло с Донланом, и почувствовал всю глубину охватившего Бэррона шока? Поглядеть на его реакцию и проверить свои догадки? А расшифровать самодовольную ухмылку и вовсе не составляло труда. Реймонд добился своего.
А как он отреагирует, когда Ли задаст ему вопрос о происхождении «ругера», найденного в его сумке, оставшейся в поезде? Наверняка и дальше будет разыгрывать невиновного и найдет правдоподобный ответ: он, дескать, много времени проводит в дороге, разрешение на оружие у него имеется. А может, вообще станет отпираться и заявит, что понятия не имеет, откуда в его багаже взялся этот пистолет, тем более что его отпечатков на оружии не обнаружено. Но при любом раскладе то, что произошло с Донланом, огласки не получит и останется между Реймондом и Бэрроном.