— Да в порядке я, в порядке. Вы-то как?
— Нормально.
— Куда это нас черт занес?
Николас нащупал ручку, потянул ее и распахнул дверь. Внутрь ворвались снег и морозный воздух — машина слегка покачнулась. Он осторожно выглянул наружу. Скудного освещения хватало лишь на то, чтобы рассмотреть темный обрыв, начинавшийся сразу за дверцей. Снизу доносился далекий шум воды. Высунувшись чуть подальше, Мартен почувствовал, что машина кренится вместе с ним, и тут же замер.
— Что там? — спросил Коваленко.
Заснеженный выступ, а внизу — кромешная тьма. Это было все, что он смог разглядеть. Мартен медленно переместился внутрь и закрыл дверь:
— Мы на краю пропасти.
— Чего?
— Пропасть. Скала. Что тут непонятного? Хорошо, если на трех колесах стоим.
Коваленко вытянул шею, чтобы посмотреть. Машина качнулась вместе с ним.
— Осторожно!
Его спутник застыл на месте. Николас напряженно смотрел на него:
— Не знаю, какая там глубина. И вовсе не горю желанием это выяснить.
— И я не горю. Думаю, что и Ленар тоже. Ему главное, чтобы машину целой вернули.
— Который час?
Коваленко осторожно, боясь сделать лишнее движение даже глазами, покосился на приборную панель.
— Как раз полночь.
Мартен глубоко вздохнул:
— Снег валит, полночь, а мы черт знает где, да еще и с дороги скатились. Чихнуть боишься — тут же дальше вниз улетишь. Или потонешь, или окоченеешь до смерти, или сгоришь, если машина вдруг вспыхнет. Даже если с вашего мобильника дозвонишься кому-нибудь, то как объяснишь, где мы? Мы же сами не знаем. А если бы и знали, вряд ли кто-нибудь сюда добрался бы раньше утра. И то в случае крайнего везения.
— Что же нам делать?
— Есть надежда, что хотя бы двумя колесами мы стоим на твердой земле. Может быть, и выедем…
— Что значит «может быть»?
— А вы в состоянии предложить что-то более дельное?
Русский некоторое время размышлял над альтернативами — но недолго, так как ничего придумать не удалось.
— Во всяком случае, одно нам не помешало бы, — глубокомысленно изрек он. — Если бы удалось снизить нагрузку на пассажирское сиденье.
— Не спорю.
— Однако слезть вам с сиденья затруднительно — тут же вниз ухнете, да еще, чего доброго, и машина за вами следом.
— Тоже верно.
— Поэтому я вылезу из дверцы с моей стороны, а вы тем временем плавно переберетесь за руль. А потом, как вы сами говорите, попытаетесь выехать отсюда.
— А вы будете спокойно стоять рядом и смотреть, что из этого выйдет. Так, что ли?
— Мистер Мартен, если машина в самом деле кувыркнется вниз, не обязательно, чтобы в ней было два человека. Хватит и одного.
— Однако этим человеком вы быть не желаете. С вашей точки зрения, на эту роль лучше подхожу я.
— Может, это и слабое утешение для вас, но если вы полетите в пропасть, я все равно тут замерзну до смерти. Наверняка.
С этими словами Коваленко отстегнул ремень безопасности и толкнул дверь, открывая ее. Под напором ветра она тут же стала закрываться, однако он налег на нее плечом и все же распахнул.
— Ну, я пошел. А вы тем временем переползайте сюда.
Коваленко плавно заскользил из-за руля. Мартен осторожно переместился в сторону центральной консоли, изо всех сил стараясь перенести центр тяжести на сторону водителя. Внезапно «мерседес» со скрипом начал крениться в сторону пропасти. Детектив мгновенно плюхнулся назад, всем телом навалившись на краешек сиденья. Машина вновь стала неподвижна.
— Господи… — просипел он.
— Не шевелитесь, — скомандовал Николас. — Дайте пересесть спокойно.
Опершись рукой на сиденье водителя, а затем опустившись на локоть, чтобы максимально перенести туда массу своего тела, он приподнялся и плавно опустился на кресло, подтянув потом ноги — одну за другой.
Мартен поднял глаза и увидел, что находится нос к носу с русским. Ветер, внезапно налетевший снова, хлопнул Коваленко автомобильной дверцей по заду, и тот всем весом обрушился на своего спутника. Они больно стукнулись носами, а машина угрожающе качнулась в сторону пропасти.
Николас отпихнул русского в снег и наклонился в ту же сторону настолько, насколько мог. Этого оказалось достаточно, чтобы в очередной раз придать «мерседесу» устойчивость.
— Поднимайтесь, — велел он, — и закройте дверь.
— Что?
— Поднимитесь и закройте дверь. Осторожно.
Коваленко восстал из снега, словно призрак:
— Вы уверены?
— Уверен.
Мартен наблюдал, как его попутчик закрывает дверь и делает шаг назад, затем бросил долгий взгляд сквозь лобовое стекло, по которому все так же елозили дворники. Фары освещали лишь белую пелену. Невозможно было определить, куда эта пелена движется — вверх, вниз или навстречу. Наверняка он знал только одно: нельзя сворачивать вправо.
Сделав глубокий вдох, Мартен посмотрел на Коваленко: воротник поднят, волосы и борода запорошены снегом, затем оторвал от него взгляд, взялся за рукоятку коробки передач и перевел ее в позицию «drive». Осторожно, как только мог, коснулся ногой педали газа. Мягко заурчав, двигатель прибавил обороты; колеса начали вращаться. Секунду ничего не происходило, а затем машина слегка дрогнула, шины «нащупали» поверхность, «мерседес» тронулся с места. Два фута, три — и колеса забуксовали в глубоком снегу. Он сбросил газ, и автомобиль покатился назад. Нога мгновенно нажала на тормоз. «Мерседес» по инерции все еще скользил назад, но недолго.
— Тихо, — выдохнул он, — тихо. — И снова нажал на акселератор.
Колеса проворачивались; Мартен заметил, как Коваленко зашагал навстречу и исчез за машиной. Бросив взгляд в зеркало, он увидел, что русский уперся плечом в заднюю дверь. Тогда он поставил ногу на акселератор и приоткрыл окно.
— Давай! — выкрикнул он и слегка нажал на педаль.
Коваленко налег изо всех сил. Наконец-то Николас почувствовал, как шины уверенно подмяли под себя снег, и машина пошла. Теперь она не прекращала движения. Он прибавил скорости — внедорожник упрямо лез вверх по склону, увязая в снегу футовой глубины; опять посмотрел в зеркало заднего вида: Коваленко бежал следом по колее, оставляемой колесами.
Пять секунд. Еще пять. Автомобиль потихоньку разгонялся. Фары выхватили из темноты высокий снежный барьер. Насколько плотна эта преграда? А может, это вовсе не сугроб, а каменная стена, занесенная снегом? Наверняка не скажешь. Однако теперь останавливаться было нельзя, иначе снова заскользишь вниз. Оставалось одно — протаранить снежный вал на максимально возможной скорости в надежде выскочить на дорогу.
Еще полсекунды — и Мартен утопил педаль газа в пол. «Мерседес» ракетой рванул вперед. Две секунды, три… Вот он — барьер. Удар. На мгновение все погрузилось во тьму. А потом — дорожное полотно.
Хватая ртом воздух, Мартен полностью опустил стекло со своей стороны, наблюдая в боковое зеркало, как Коваленко, взбежав вверх по склону, мчался сквозь брешь в снежном валу — такую огромную, словно здесь только что проехал танк. Его грудь вздымалась, из ноздрей валил пар. С ног до головы облепленный снегом, он издавал победные вопли и потрясал кулаками над головой. В тусклом красном свете задних габаритных огней он выглядел огромным танцующим медведем.
74
Тем временем в Париже. Пятница, 17 января, 0.40
Питер Китнер, глава дома Романовых, зажал ладонями уши. С оглушительным ревом российский двухвинтовой вертолет «Камов-32» оторвался от площадки закрытой зоны аэропорта Орли. Дул сильный ветер, из-за снега видимость была почти нулевой.
Напротив него сидел полковник Степан Мурзин из Федеральной службы охраны. Теперь это был его личный охранник, один из десяти сотрудников службы президентской безопасности, в сопровождении которых Питер вышел из дома № 151 на авеню Георга V и был быстро усажен в третий из четырех лимузинов, ожидавших его у черного хода. Все четыре машины были совершенно одинаковыми. Они тут же двинулись в путь — сквозь метель, мимо французских полицейских, а затем — бампер к бамперу — по мосту через Сену. Девять миль опустевших заснеженных улиц, и наконец — оцепленный участок аэропорта Орли, закрытого по причине сильного снегопада.