— Да так, ничего особенного. — Коваленко потер ухо, прошелся в угол спальни и обратно. — Понимаю, Таня, только что вернулся, и все такое… Но мне нужно в министерство.
— Когда?
— Сейчас.
— А дети как же? Они тебя не видели уже…
— Пойми, Таня. Это срочно.
5
Министерство внутренних дел России, 7.55
Коваленко не перезвонил Ленару через полчаса, как обещал. Единственный звонок был адресован его непосредственной начальнице — Ирине Маликовой, главному следователю МВД и по совместительству пятидесятидвухлетней матери пятерых детей. Ему нужно было поговорить с ней самым срочным образом, причем в тиши ее министерского кабинета.
Разговор предстоял на тему, которую он не хотел бы обсуждать ни с кем иным. Дело было скользкое, а никаких железных доказательств Коваленко не имел. Однако теперь он чувствовал, что деваться некуда — оставалось только рассказать все как есть, потому что здесь ущемлялись интересы национальной безопасности. Александр Кабрера, прямой наследник царского престола, — на самом деле психопат по имени Реймонд Оливер Торн, на котором висят убийства Романовых в Северной и Южной Америке в прошлом году, Фабиана Кюртэ в Монако, Альфреда Нойса, а также бывшего детектива отдела расследования убийств лос-анджелесской полиции Джеймса Хэллидея и парижского корреспондента «Лос-Анджелес таймс» Дэна Форда. И это не весь список. Есть еще два убийства — одно близ Парижа, другое в Цюрихе. Наконец, можно со всей определенностью сказать, что на этом человеке также смерть Николаса Мартена на вилле «Энкрацер» в Давосе.
Разговор происходил в кабинете без окон на третьем этаже безликого здания по адресу: улица Воронцова Поля, дом 4А. То, что говорила Ирина Маликова, седовласая и голубоглазая женщина, должно было остаться секретом для внешнего мира. Впрочем, обитатели виллы «Энкрацер» обо всем этом уже знали.
— Сеньор Кабрера престолонаследником не является, — веско произнесла Маликова. — Фактически он уже царь. Сэр Питер Китнер, он же Петр Романов, вчера официально отрекся от трона в пользу своего сына.
— Как вы сказали?
— Да-да, именно так. Вы не ослышались.
Коваленко на время онемел. Почти все, что предсказал Мартен, сбывалось с пугающей точностью.
— И вы, товарищ следователь, должны знать, что первый со времени революции царь всея Руси не может быть уголовником, тем более серийным убийцей. Надеюсь, вам это предельно ясно.
— В том-то и дело, товарищ главный следователь, что я почти на сто процентов уверен: этот человек — преступник. А получив отпечатки его пальцев, я смогу развеять остатки сомнений.
— Но каким образом?
— Ко мне попал компьютерный диск. Раньше он принадлежал детективу из убойного отдела лос-анджелесской полиции — его убили в Париже. На диске — оригинал составленного этим управлением протокола задержания Реймонда Торна. Там есть его фотография и отпечатки пальцев. Нам нужны лишь пальцы Кабреры, чтобы дать однозначное заключение.
— Торн мертв, — заявила начальница тоном, исключающим сомнения.
— Нет, — возразил Коваленко. — У меня есть все основания считать, что Торн — это Кабрера. Он мог изменить внешность с помощью пластической хирургии, но с отпечатками пальцев это невозможно.
Маликова, кажется, колебалась, изучающее глядя на него.
— Кому еще известно об этом диске? — наконец спросила она.
— О нем знали только мы с Мартеном.
— Уверены?
— Да.
— Копий нет?
— Насколько мне известно, ни одной.
— И где же этот диск?
— Идет мне по почте. Отправлен из Цюриха в пятницу.
— Как получите, сразу ко мне. В любое время суток. И самое главное: больше никому об этом ни слова. Ни одной живой душе.
Ирина Маликова пригвоздила Коваленко к стулу тяжелым взглядом, явно желая придать своему приказу дополнительный вес. Однако в следующее мгновение выражение ее лица стало мягче, и она даже улыбнулась:
— А теперь — живо домой! С семьей толком не виделись. Путешественник…
Давая понять, что разговор закончен, Маликова повернулась к компьютеру, чтобы вызвать на экран какое-то досье. Однако Коваленко еще не закончил.
— Разрешите вопрос, товарищ главный следователь, — тихо проговорил он. — Почему меня отстранили от расследования?
Ирина Маликова помедлила, но все же обернулась:
— По приказу сверху.
— От кого?
— Участие сотрудников МВД в расследованиях за пределами страны прекратить немедленно. Такая формулировка, товарищ инспектор. И никаких разъяснений.
Коваленко иронично улыбнулся:
— Какие разъяснения? Велика честь. — Он резко встал. — Что ж, и в самом деле пора к жене и детям. Соскучился. Я вас уведомлю, как только получу диск.
С этими словами Коваленко покинул кабинет и пошел по длинному коридору. Потом спустился на лифте на первый этаж и ткнул свое удостоверение в стекло, за которым сидел дежурный. Раздалось электронное жужжание, и дверь перед ним распахнулась.
Коваленко шагнул в серый московский день. Было холодно, шел мокрый снег. Точно такая же погода стояла, когда двое человек Мурзина увезли его с виллы «Энкрацер» и посадили на поезд до Цюриха. А Мартен остался разбираться с Александром Кабрерой в одиночку.
Только сейчас, выйдя из здания министерства и бредя по серым, грязным улицам зимней Москвы, он осознал, как больно ударила его эта весть. Николас Мартен мертв. Это казалось невозможным, но такова была правда. «Твой друг?» — спросила Татьяна, и он без раздумий ответил «да». Это тоже было правдой. Они были знакомы очень короткое время, но почему-то казалось, что Мартен ближе ему, чем многие, кого он знает не первый год. Совершенно некстати к горлу подступил ком.
— Такие вот дела, — горько произнес он вслух. — Такие дела… Жил человек — и нет его. А вместе с ним ушли все его заботы.
6
Манчестерский университет.
Среда, 22 января, 10.15
Вопреки воле Ребекки панихиду по ее брату все-таки устроили. Частная гражданская церемония была проведена в Доме Святого Петра, входящем в университетский комплекс на Оксфорд-роуд.
Шел холодный дождь. Под сенью раскрытых зонтиков, которые держали люди полковника Мурзина, Александр повел вверх по каменной лестнице Ребекку, баронессу и леди Клементину, прибывших к зданию на темно-сером «роллс-ройсе».
Помимо них на панихиде присутствовали лишь лорд Престбери, канцлер и вице-канцлер университета, несколько профессоров, у которых учился Николас, а также горстка его старых друзей. Речи длились чуть дольше двадцати минут. Люди встали, со скорбными лицами засвидетельствовали Ребекке почтение и глубочайшие соболезнования, а затем ушли. Мероприятие подошло к концу.
— Зря ты все-таки это устроил, — проговорила Ребекка, когда они уже ехали обратно в аэропорт.
Александр нежно взял ее за руку.
— Знаю, милая, знаю, как тебе сейчас трудно. Но лучше нам поставить точку в этом кошмаре. Пусть все как можно скорее останется позади. Иначе эта трагедия по-прежнему будет точить твою душу, лишь усиливая скорбь.
— Мой брат не умер. — Ребекка подняла взгляд на леди Клем, а затем перевела его на баронессу. — Ведь вы сами не верите в его смерть, не так ли?
— Прекрасно понимаю, что творится у тебя на сердце. — Затаив горе и боль внутри, леди Клем внешне проявляла мужество и в то же время сочувствие к близкой подруге. — Мне самой хотелось бы, чтобы все мы очнулись от этого кошмара и увидели, что все это неправда, что на самом деле ничего не случилось. Да только, боюсь, не получится. — Последние слова Клем произнесла с мягкой улыбкой.
— Увы, действительность расходится с нашими желаниями, — тем же спокойным тоном высказалась баронесса. — Надо смотреть правде в лицо. Жаль, но у нас нет иного выбора.
Ребекка выпрямилась, в ее глазах читалось упрямство:
— Правда заключается в том, что Николас не погиб. Можете говорить что угодно, но вы меня не переубедите. Однажды дверь откроется, и на пороге будет он. Вот увидите. Вы все увидите.