— Я должен забрать у него Ребекку.
— Он постоянно окружен людьми из ФСО. Мурзин стал его личным телохранителем. Это все равно, что пытаться отнять жену у президента Соединенных Штатов.
— Она ему не жена. Пока.
Коваленко накрыл ладонь Мартена своей ладонью.
— Эх, товарищ, а согласится ли она уйти от него? Даже если вы очень попросите. Ситуация-то нынче совсем другая.
— Согласится, если я приду к ней и расскажу ей в глаза всю правду о нем.
— «Приду к ней»? Да вас и на милю к ней не подпустят — тут же сцапают. Не говоря уже о том, что вы сейчас здесь, а не в Москве.
— Поэтому мне и нужна ваша помощь.
— Что же я должен сделать? У меня на службе и так положение шаткое. А чтобы выйти на такой уровень…
— Достаньте мне сотовый телефон, сделайте паспорт и какую-нибудь визу, лишь бы можно было въехать в Россию и выехать. Если нужно, документы пусть будут на мое имя. Понимаю, что это опасно, но таким образом можно без особых сложностей восстановить мой американский паспорт. Так и проще, и быстрее. — Для Мартена Коваленко во многом до сих пор оставался загадочной личностью, но сомнений в том, что русский обладает широкими возможностями, почему-то не было.
— Вы же теперь числитесь в мертвых.
— Тем лучше. Я не единственный человек на свете, которого зовут Николас Мартен. Скажем так, я специалист по ландшафтной архитектуре из Манчестера, который желает изучить устройство лучших парков по всей России. Если кто-нибудь захочет проверить, то столкнется только с неразберихой. Той самой, которая способна нам помочь. Я мертв. Я не тот, за кого меня принимают. Я преподаватель, а не студент. Никто ничего не сможет выяснить наверняка. Университет — это настоящие бюрократические джунгли. Люди приходят, уходят, постоянная текучка. Чтобы докопаться до сути, могут потребоваться дни, а то и недели. Но нет гарантии, что даже тогда все разъяснится до конца. — Николас, не мигая, опять смотрел собеседнику в глаза. — Вы сможете сделать то, о чем я вас прошу?
— Я… — замялся Коваленко.
— Вспомните, Юрий, он ведь еще мальчишкой убил своего брата, а став мужчиной, убил отца.
— Вы это про взрыв машины, в которой погиб сэр Питер?
— Да.
— И вы думаете, что это дело рук Александра?
— Нетрудно догадаться.
Коваленко оцепенело смотрел на Мартена. Он поднял глаза, лишь когда к ним подошел официант.
— Действительно, отгадывать нетрудно. — Коваленко навалился грудью на столик и понизил голос: — Было использовано сложное взрывное устройство, и таймер был российского происхождения. Расследование идет ни шатко ни валко. Но все это еще не повод утверждать, что преступление совершил или подготовил Александр.
— Если бы вы видели его глаза там, на мосту, над виллой, когда он пытался убить меня, если бы видели нож и то, как он им ловко орудовал, то у вас не осталось бы вопросов. Он теряет контроль над ситуацией, у него почти не остается возможностей. Именно об этом мы с вами думали при виде Дэна, которого доставали из реки. И когда мы увидели, что он сделал с Вабром. То же самое произошло и с Лоссбергом в Цюрихе.
— Значит, боитесь, что однажды жертвой его безумия может стать и ваша сестра?
— Да.
— Тогда, товарищ, вы правы. Надо что-то делать.
26
Петропавловский собор, придел Святой Екатерины. Санкт-Петербург, Россия. Четверг, 3 апреля, 11.00
Похоронные свечи чинно горели в руках Александра и Ребекки, стоявших в одном ряду с президентом Гитиновым и королем Испании Хуаном Карлосом. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Григорий II вел заупокойную службу, которая отличалась особой торжественностью. Слева стояли три взрослые дочери Китнера с мужьями. Присутствовали еще несколько священников, помогавших его святейшеству, да баронесса, одетая в черное, с вуалью на лице. Вот и все. Служба была частной — только для самых близких.
Перед ними стояли три закрытых гроба с останками Питера Китнера, его сына Майкла и жены Луизы, кузены Хуана Карлоса.
— И после кончины своей Петр Романов служит России, возвратив величие ее душе и земле. — Слова Патриарха отражались гулким эхом от инкрустированных золотом колонн и каменных плит, под которыми покоился прах прапрадеда Александра — убитого царя Николая, его жены и троих из их детей.
Эта церковь, наполненная мрачным великолепием, служила местом последнего успокоения всех русских монархов со времени царствования Петра I. Сейчас здесь с согласия российского парламента хоронили Петра Романова-Китнера и членов его семьи, хотя он так и не взошел на престол.
— И после кончины телесной дух его живет.
«И после кончины…»
Губы баронессы, скрытые вуалью, тронула ироническая усмешка. И после кончины своей укрепляешь ты власть и влияние Александра, делая для этого даже больше, чем мог при жизни. В кончине своей ты любим народом, даже стал в глазах его мучеником. Но главное в том, что ты сослужил неоценимую службу Александру, оставив его единственным среди Романовых законным наследником престола по мужской линии.
«И после кончины…»
Те же слова находили отклик и в душе Александра, но очень своеобразный. Мысли его занимали не похороны, а метроном, который не переставал биться внутри. С каждым часом удары становились все сильнее и тревожнее. Он бросил украдкой взгляд на Ребекку. Ее лицо и глаза выражали необычайное спокойствие. Эта безмятежность, не покидавшая ее даже здесь, в склепе, где у них буквально под носом в виде ряда гробов были выставлены доказательства неотвратимости смерти, сводила его с ума. От этого подозрение перерастало в крепнущую уверенность: Николас Мартен не погиб. Отнюдь! Он был где-то рядом, надвигаясь, как приливная волна.
— Нет, — помимо воли вырвалось у него из груди. — Нет!
Все, включая Патриарха, посмотрели на него. Он поспешно прикрыл рот рукой и закашлялся. Потом отвернулся и покашлял еще, словно у него просто запершило в горле.
Николас Мартен, он же Джон Бэррон. Не важно, как тот сам себя называет. Александр полагал, что разделался с ним на тропинке над виллой «Энкрацер». Оказывается, нет. Мартен каким-то образом вывернулся, и теперь сам за ним охотится. Хочет разоблачить его, восстановить против него Ребекку.
Да, это так. И он вполне отдавал себе в этом отчет.
Метроном застучал еще громче. Нет, нужно просто выбросить этого Мартена из головы. Подавив последний приступ наигранного кашля, он постарался снова настроиться на службу. А Мартен все-таки мертв. Об этом твердят все, кто участвовал в поисках, — Мурзин, прочие агенты ФСО, швейцарские коммандос, кантональная полиция, горноспасатели, в число которых входят трое врачей. Иными словами, опытные люди, которые говорят только то, что знают наверняка. Более того, он сам буквально дюйм за дюймом исследовал берег безымянной горной речушки. Все же он прав в своем первоначальном выводе. Правы все. Такую ночь не пережить никому в подобных обстоятельствах — раненому, обескровленному, в бешеном ледяном потоке. Нет, Николас Мартен мертв. Вне всяких сомнений. Мертв точно так же, как и отец, лежащий вот тут, в гробу, перед его глазами. Александр скосил глаза на баронессу, и она ободряюще кивнула в ответ.
Отвернувшись, он обвел взглядом церковь — великолепную, богато украшенную усыпальницу его венценосных предков. Метроном утих, настроение поднялось. Как-никак он был их прямым потомком, правнуком Николая и Александры. Значит, такова его судьба. Он и только он заслуживает того, чтобы занять престол всея Руси. Этому не в силах помешать никто, тем более мертвецы.
27
Гамбург, Германия, аэропорт Фульсбюттель. Пятница, 4 апреля, 10.10
Николас Мартен стоял в очереди пассажиров, производивших посадку на рейс 1411 авиакомпании «Эр Франс», следующий в аэропорт де Голля, Париж. Там предстояло пересесть на рейс в Москву. На одну из кредитных карточек он купил авиабилет, что было сопряжено с немалыми переживаниями. Ведь Ребекка могла уведомить банк о его смерти, и тогда кредитки были бы закрыты. Очевидно, сестра все-таки этого не сделала: карточка была принята, а билет выдан без всяких вопросов.