Выбрать главу

Граф Каподистриа, будущий президент Греческой республики, управлявший пока что русским Министерством иностранных дел, имел большое влияние на Александра и был его доверенным лицом во многих щекотливых международных делах. Хорошо образованный, либерально мыслящий, сторонник отмены крепостного права и организации Совещательного дворянского собрания (то есть адвокат идеи конституционной монархии) Каподистриа был среди почетных членов общества "Арзамас", к этому времени уже распавшегося.

Каподистриа буквально вымолил у царя согласие сменить гнев на милость, видимо, доказав тому, что доброта царя вызовет одобрение в обществе. Наставление в письме Каподистриа было составлено хитро: "...можно сделать из него прекрасного слугу государству или, по крайней мере, писателя первой величины...".Царь написал резолюцию: "Быть по сему". Мысль, проскальзывающая в литературе, что царь согласился на замену ссылки в Сибирь отправкой Пушкина по службе, чтобы не было шума на Западе, кажется очень соблазнительной. Но это стереотип шестидесятых годов нашего века, а тогда она не возникала. Ссылку не отменили, место ссылки было определено: южные поселения колонистов.

Какие конкретно сочинения послужили поводом к ссылке Пушкина, остается неясным. И неопределенность дала возможность построить важную часть мифа, что поэт был наказан за политическую активность и, в первую очередь, за оду "Вольность". Однако еще М.А.Цявловский ставил это под сомнение. Он считал, что реальная причина была в эпиграммах на Аракчеева, а "Вольность" тут ни при чем. Представляется, однако, что сработали все обстоятельства вместе, и возникло решение проучить молодого своевольного забияку-поэта.

Как явствует из письма Пушкина Вяземскому, Петербург ему так надоел, что он рвался уехать куда угодно, а свою ссылку-командировку на юг называл "чужими краями". 5 мая Александр Тургенев сообщал тому же Вяземскому, что Пушкин стал тих и осторожен, даже его в публике избегает. Знакомое поведение опального человека, который боится подвести друзей. А когда решилось, он утром выехал с верным дядькой Никитой и эскортом провожающих друзей в сторону Царского Села. Он ехал одетый как на маскараде весьма экстравагантно: в красной рубахе, подпоясанной кушаком, и в сапогах. В кармане у него лежал свежий паспорт, а вернее, подорожная, которая сохранилась во Франции до наших дней. Ее подарил Пушкинскому дому коллекционер и балетмейстер парижской оперы С.Лифарь. В подорожной на ссылку Пушкина и не намекалось. Там было написано: "Отправлен по надобности службы", что было вполне почетно.

Другой бумагой в кармане ссыльного было письмо, сочиненное Каподистриа от имени Нессельроде, писанное по-французски, о том, что чиновник Пушкин направляется на службу. Письмо это было одобрено царем. В письме также, как это ни странно, не содержалось ни намека на ссылку. Фактически Пушкин получил перевод по службе и вез в Екатеринослав главному попечителю колонистов Южного края генералу Инзову приятную весть о повышении в должности: тот назначался Наместником Бессарабии. На проезд коллежский секретарь Пушкин получил из казны тысячу рублей.

В дороге у поэта было предостаточно времени, и, вполне вероятно, он перебирал в мыслях возможности уехать за границу, которые возникали после лицея. За три петербургских года неприятностей у него было хоть отбавляй. А мог, как Батюшков, провести это время в Италии. Теперь его отправляли на службу против воли. Не исключено, что Пушкин размышлял о том, как продолжить путешествие за пределы империи.

Глава пятая.

КУРОРТНИК ПОНЕВОЛЕ

...Покинул он родной предел

И в край далекий полетел

С веселым призраком свободы.

Свобода! Он одной тебя

Еще искал в подлунном мире.

Пушкин. "Кавказский пленник".

Выделенные строки были выброшены цензурой, но, по словам приятеля Пушкина Михаила Юзефовича, в рукописи, поэтом ему показанной, строки эти имелись, и Юзефович их выписал.

В истории пушкинской ссылки, описанной в сотнях книг, остаются загадки. И первая из них - почему Пушкин, в отличие от всех ссыльных до него и после, отправился в ссылку весело? Суть дела, нам кажется, объяснима: молодой поэт надеялся в ссылке получить свободу, от которой, наказав, его отлучили в Петербурге и к которой он так стремился.

Откажемся пока от предположения, что он намеревался оттуда осуществить свои давнишние планы. В подтверждение таких намерений перед отъездом его из Петербурга у нас нет доказательств. Тогда, может быть, он рад тому, что едет со слугой и самостоятельно, а не со стражниками и в кандалах? Что он счастливо избежал участи политического преступника? Конечно, ему повезло, но для веселья это еще не повод. Пушкин был пьян после шумных проводов, но и этого недостаточно, чтобы объяснить его приподнятое настроение.

Более радостными для поэта были два важных обстоятельства, которые ему сообщил на прощанье, хотя и ворчащий, но добрый Карамзин. Такая ссылка (а фактически - перевод на новую должность) была знаком прощения со стороны царя раскаявшемуся молодому и невоздержанному на язык поэту, жестом монаршей доброты, последовавшей за обещанием не сочинять противоправительственных стихов.

Более того, Карамзин шепнул (и вряд ли он это выдумал), что месяцев через пять его простят совсем. Пять месяцев, когда одна дорога туда и обратно займет месяца полтора, вот от чего также можно было веселиться.

Но имелось и еще одно радостное и немаловажное обстоятельство. Согласно общеизвестной концепции, впервые высказанной П.Бартеневым в прошлом веке, Пушкин приехал в Екатеринослав, и там ему повезло: проезжавшее мимо почтенное семейство Раевских взяло его с собой на Кавказ, а потом в Крым. Традиционно это излагается в пушкинистике как случайный подарок судьбы.

Вот что любопытно: 17 мая, в день, когда Пушкин приехал в Екатеринослав, где была резиденция нового начальства, Карамзин писал из Петербурга в Варшаву Вяземскому: Пушкин "благополучно поехал в Крым месяцев на пять". И - "если Пушкин и теперь не исправится, то будет чертом еще до отбытия своего в ад". Значит, Карамзин знал, что Пушкин поедет к Черному морю.

Однако интереснее другое письмо. Николай Тургенев сообщает брату в Турцию, в Константинополь, важную весть: Пушкин скоро будет недалеко. Он собирается с молодым Раевским (то есть с Николаем) в Киев и в Крым. Письмо написано 23 апреля за 14 дней до отъезда Пушкина из Петербурга в ссылку.

Вот от чего опальный Пушкин радовался: он заранее знал, что из Петербурга, который он глубоко презирал, отправляется в увеселительную поездку, что едет путешествовать, отдыхать на Кавказ и в Крым, да при этом в хорошей компании. Ничего, кроме двух тысяч долга, он не оставлял, а на дорогу был пожалован тысячей рублей из казны и обещанием друзей прислать еще. Мрачная альтернатива: Сибирские рудники или Соловецкий монастырь, которую устранили его заступники,- придавала пушкинскому веселью несколько нервический оттенок.

Почти ничего не известно о дружбе Пушкина с Николаем Раевским-младшим, с которым он сговаривался в Петербурге о поездке, ничего, кроме признания Пушкина в письме брату: "...ты знаешь нашу тесную связь и важные услуги, для меня незабвенные".

Ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка, приятель Чаадаева, Николай Раевский был на два года моложе Пушкина. Знакомы они были с лицейских лет. Раевский хорошо образован, особенно по части истории и литературы, знал языки и имел несомненное литературное чутье, что позволяло вести с ним нескончаемые дискуссии не как с дилетантом, но как с равным. Они особенно сблизились в трудные для Пушкина месяцы слежки и угрозы наказания.

Раевский оказался среди тех немногих, кто не отвернулся от Пушкина, когда у того начались неприятности. Но что же за услуги, да еще важные и незабвенные, оказал Пушкину Раевский в Петербурге? Ведь такой оценки дружеской помощи не найти больше во всей переписке Пушкина. Ответа на этот вопрос не находилось.

Может, выручил материально? Но что незабвенного в этом для Пушкина, любившего сорить деньгами? Такую услугу он не посчитал бы важной. Нам кажется, действительно незабвенным в тот период (и поэт понимал это лучше всех) было спасение от серьезного наказания и разрешение отправиться "под контролем" генерала в отпуск на юг.