— Ваша милость!
Она вздрогнула; яркий румянец покрыл ее бледные щеки и разлился даже по мраморному лбу и красивой шее.
— Вы любите короля?
— Ваша милость… отец мой.
Она в смущении обращалась попеременно то к одному, то к другому из ее собеседников.
— Любить вовсе не стыдно, дочь моя. Стыдно только поддаваться любви. Повторяю, вы любите короля?
— Но никогда не говорила ему этого, — пробормотала она.
— И никогда не скажете?
— Пусть прежде отсохнет мой язык.
— Но подумайте, дочь моя. Такая любовь в душе, подобной вашей, — дар неба, ниспосланный с какой-нибудь мудрой целью. Человеческая любовь слишком часто бывает сорной травой, портящей почву, на которой она произрастает, но в данном случае это прелестный цветок, благоухающий смирением и добродетелью.
— Увы! Я старалась вырвать его из моего сердца.
— Нет, напротив, стремитесь укрепить корни цветка в вашем сердце. Если бы король встретил с вашей стороны немного нежности, какой-нибудь знак того, что его привязанность находит отклик в вашей душе, может быть, вам удалось бы осуществить честолюбивые мечты, и Людовик, подкрепленный близостью к вашей благородной натуре, мог бы пребывать в духе церкви, а не только формально числиться в ее рядах. Все это могло бы вырасти из любви, скрываемой вами, словно носящей на себе печать позора.
Г-жа де Ментенон даже привстала со своего места и глядела то на прелата, то на духовника глазами, в глубине которых светился затаенный ужас.
— Может ли быть, что я правильно поняла вас, — задыхаясь, проговорила она. — Какой смысл скрывается за этими словами? Не можете же вы советовать мне…
Иезуит встал, выпрямившись перед ней во весь рост.
— Дочь моя, мы никогда не даем совета, недостойного нашего сана. Мы имеем в виду интересы святой церкви, а они требуют вашего замужества с королем.
— Замуж за короля?! — Все в комнате завертелось перед ее расширенными от ужаса глазами. — Выйти замуж за короля?!
— Это лучшая надежда на будущее. Мы видим в вас вторую Жанну д'Арк, спасительницу Франции и ее короля.
Г-жа де Ментенон несколько минут сидела молча. Лицо ее приняло обычный спокойный вид. Но взгляд ее, устремленный на вышивание, был рассеянный.
— Но право же… право же, этого не может быть, — наконец проговорила она. — К чему задумывать планы, никогда не осуществимые.
— Почему?
— Кто из королей Франции был женат на своей подданной? Взгляните: каждая из европейских принцесс протягивает ему руку. Королева Франции должна быть особой царской крови, как и последняя покойная королева.
— Все это можно преодолеть.
— А затем интересы государства. Если король намерен жениться, то он должен сделать это ради могущества союза, поддержания дружбы с соседней нацией или, наконец, для приобретения в качестве приданого за невестой какой-либо провинции.
— Вашим приданым, дочь моя, были бы те дары духа и плоти, которыми наградило вас небо. У короля достаточно и денег и владений. Что же касается государства, то чем можно лучше послужить ему, как не уверенностью, что в будущем король будет избавлен от сцен, происходящих нынче в этом дворце?
— О, если бы это действительно было так. Но подумайте, отец мой, об окружающих его: дофине, брате, министрах. Вы знаете, как это не понравится им и как легко этой клике заставить короля изменить его намерения. Нет, нет, это мечта, отец мой; это никогда не может осуществиться.
Лица духовных особ, до сих пор отвергавших ее речь улыбкой и отрицательным жестом, теперь затуманились, как будто де Ментенон действительно коснулась настоящего препятствия.
— Дочь моя, — серьезно проговорил иезуит, — этот вопрос вы должны предоставить церкви. Быть может, и мы имеем некоторое влияние на короля и можем направить его на истинный путь, даже вопреки, если потребуется, желанию его родных. Только будущее может показать, на чьей стороне сила. Но вы? Любовь и долг влекут вас на один и тот же путь, и церковь может всецело положиться на вас.
— До последнего издыхания, отец мой.
— А вы можете рассчитывать на церковь. Она послужит вам, если вы в свою очередь поможете ей.