В многочисленных хрониках немало говорилось о кротком милосердии рыцарей-монахов. Как и о дикой жестокости язычников.
В детстве Ирия раз по десять перечитывала баллады о рыцарских подвигах. И мечтала жить именно в то золотое время. Но вот одна глава ей не нравилась даже тогда…
…Шли долгие и кровопролитные бои. Завоеванные, как обычно, зверствовали. Завоеватели расточали справедливость и милосердие.
И наконец армия добрых и кротких аки агнцы монашествующих рыцарей (и столь же кроткой простой солдатни) подошла к Тарренту. Городу-крепости — столице Лиара. По нынешним меркам — небольшой, по тем — весьма приличной. Титул лорда тогда был равен королевскому, а не графскому.
Проиграв бой, властитель Лиара с дружиной и горожанами затворился в крепости и добровольно сдаваться добрым победителям не пожелал. По каким-то личным кровожадным причинам.
И тогда в крепость под покровом ночи проникли лазутчики. Их укрыла в своем доме благочестивая вдова Амалия — тайно верящая в Творца. Ее пообещали пощадить вместе с семьей. И Амалия под покровом следующей ночи помогла шпионам открыть врата победителям.
За этот подвиг милосердную и благочестивую вдову после смерти причислили к лику святых.
Насколько кротко обошлись победители с побежденными, хроники умалчивают. Известно лишь, что титул лорда Таррент перешел к дальнему родичу. Конечно, принявшему истинную веру.
Законные потомки покойного правителя из дальнейших хроник куда-то исчезли. Равно как и еще некоторых знатных родов Лиара. Вместе с многочисленными бастардами.
Еще город почему-то пришлось отстраивать заново. На другом месте.
И население Лиара сократилось то ли в три раза, то ли — благодаря кротости и доброте победителей — только в два с половиной. Впрочем, крестьянки всё равно нарожали новых. Особенно в первый год завоевания. И во многих детях, несомненно, текла кровь не каких-то там язычников, а истинно верующих эвитанских солдат. А может, еще и рыцарей-монахов. После событий последних двух лет Ирия ничему не удивится.
Когда-то история получения благочестивой вдовицей Амалией нимба святой заставила девочку усомниться в «Хрониках» — впервые. А попадись подлая предательница сейчас — Ирия с удовольствием перережет ей горло. А нет под рукой ножа — зубами перегрызет. Потому что такие жить не должны — когда умирают лучшие.
А альваренское амалианское аббатство — вполне достойно основательницы. Полтора года назад здесь искала убежища семья «государственного преступника». Лорда Эдварда Таррента. Монахини выдали беглецов королевской армии — по первому требованию. И даже нимб не попросили.
В этой мрачной гробнице погиб, но не сдался храбрый офицер Анри Тенмар. Сделавший всё, чтобы вывезти Таррентов из Лиара.
В этом промозглом склепе навсегда заперли маму — королевским эдиктом. Здесь чуть навечно не похоронили Эйду!
Мрачный скалистый островок в полумиле от берега всегда напоминал Ири хищную птицу. Вон — с берега видны очертания «хвоста», «крыльев», «головы»… А на одной из оконечностей островка притулились два вытянутых мрачно-зловещих здания. Само аббатство. Хищно раскрытый, изогнутый «клюв».
От этого ненасытного коршуна Ирии удалось спасти Эйду. Взамен он проглотит ее саму. И не подавится.
Возможно, при свете дня тут не так жутко. Но сейчас, когда солнце зашло за горизонт, а на небеса выкатилась его холодная и бледная сестра…
Темнеет — стремительно. Зловещая гладь древнего как мир озера, широкая лодка, мерный плеск весел, леонардитский конвой.
Девушка украдкой опустила в воду руку. И вздрогнула: середина Месяца Рождения Осени выстудила и без того никогда толком не прогревающийся Альварен. Если удастся сбежать — как проплыть в ледяной воде от аббатства до берега? Летом бы — и то с трудом, а уж сейчас…
Ирия едва подавила отчаяние. До теплых дней — еще месяцев восемь! Проторчать в этом жутком склепе — столько?!
Сердце вмиг заледенил цепенящий ужас.
Значит — нельзя допустить даже тень мысли, что останешься здесь на всю жизнь! Навсегда.
А существование, когда оно ненавистно, может стать очень долгим. Это Анри Тенмар погиб молодым!
И о нем думать тоже нельзя — или свихнешься еще быстрей.
Пусть Ирия Таррент — неблагодарная дрянь. Но надежду вселяет лишь память о выживших. А горе о погибших — даже самых дорогих! — только глубже загоняет в бездну тоски и отчаяния. Думать об Анри так же пронзительно-больно, как о тоскливом ржании в замке…