Конечно — где уж илладийской дикарке знать, что принято, а что нет? Но, Творец милосердный, — если ты действительно такой! — сделай так, чтобы Элгэ сейчас ошибалась! Сделай — и она точно в тебя уверует.
— Зачем заезжать за этой свиньей? Без его личного благословления нас не обвенчают?
Лучше выглядеть дурой, чем быть ею. Да и ответят дуре скорее.
— Я женюсь на тебе, принц Гуго — на твоей сестре. И замолчи, наконец!
— Замолчу, когда захочу! — огрызнулась девушка. — Ты мне пока еще даже не муж. А не нравится — не женись.
Нравься она ему хоть немного — можно бы повести себя иначе.
Ага, еще скажи: «Будь он илладийцем». Или хоть южанином.
Нет, не поможет. Мальзери-старшего никак не отнесешь к уроженцам севера.
Но на юге всё — намного проще. А здесь даже невесту, прилюдно обнявшую жениха, посчитают чуть ли не публичной девкой!
Теперь вопрос: кем считают Элгэ? И сильно ли будут шокированы, если она сейчас обнимет Октавиана?
Или лучше сразу дядю? Есть ли у него стилет? Эта семейка просто обязана ходить, обвешавшись стилетами. Мидантийцы как-никак.
А народу-то, народу! Нашли цирк. То ли еще будет, когда к теплой компании свинопринц присоединится!
У Элгэ уже и без него голова гудит — от приветственно-ликующих воплей. Это у нее-то — с детства привыкшей к шумным илладийским праздникам. С народными гуляньями и общими танцами на площади. Когда в вихре веселья смешиваются знать и простолюдины…
Октавиан! Творец милосердный, срочно нужен Октавиан! Помоги, пожалуйста…
Что сделать? Уронить перчатку? Для этого нужно, чтобы младший сын мидантийской змеи подъехал ближе…
Три девчушки лет по четырнадцать пробираются сквозь толпу. С букетами.
Шли бы вы подальше. Здесь сейчас будет принц Гуго. А вы — в его любимом возрасте!
— Какие прелестные цветы! — вслух восхитилась Элгэ, непосредственно рассмеявшись.
Ничего — невесте в день свадьбы можно. Или на Севере — нет?
Девушка весело обернулась к будущему супругу:
— Любимый, хочу эти цветы в самый счастливый день моей жизни!
Если этот — самый счастливый, то рождаться не следовало вовсе.
В ответ на радостнейшую улыбку невесты Юстиниан капризно нахмурился. Что от него и ожидалось.
Теперь главное — удержаться от истерики. Не заржать в подражание лошадям. Чистокровным дамарцам!
Элгэ, смеясь, повернула прелестную головку уже к Октавиану:
— Кузен, купите букеты у этих бедных девочек. Пока их совсем не затоптали.
Юноша уверенно направил коня к цветочницам. В отличие от брата, он лошадей понапрасну не горячит.
Расступившиеся всадники пропустили увешанного букетами брата жениха. С честью выполнившего каприз невесты.
— Октавиан, какая прелесть! — Элгэ сама двинула рионку навстречу.
— Слово моей новой сестры — закон, — улыбнулся он.
— Передай мне какое-нибудь оружие, — шепнула девушка. — Большое вам спасибо, кузен! — вслух рассмеялась она. — Твой отец собирается отдать право первой ночи со мной принцу Гуго. А тот хочет взять реванш и сполна мне отомстить…
Шепот скороговоркой, отчаяние в глазах, в меру дрожат губы. Да еще так, чтобы никто другой не заметил!
Элгэ не зря играла в домашнем театре Кармэн почти все главные роли!
А вот Октавиан побелел по-настоящему. Хорошо еще — от природы бледен.
— Тебя тогда убьют!.. Прошу принять эти цветы, кузина. — Хоть голос не дрожит. — От добрых жителей Лютены. — Радостный вой «добрых жителей» перекрыл его слова напрочь. А галантная улыбка примерзла сама. — И от вашего брата. От меня.
— Я лишь пригрожу ему. — Какой холодный букет! На этом севере не осталось ничего теплого. — Гуго — трус!.. Благодарю добрых жителей Лютены!.. — Лучезарнейшая из улыбок — аж губы болят. — И потом — лучше смерть, чем позор. Я всё равно убью себя потом, если он… Цветы — прелестны!
Супруг хмурится — и змеи с ним!
— Они — лишь бледная тень вашей красоты! — Еще два букета легли ей в руки.
В одном — ледяная сталь стилета. Творец, благослови мидантийские обычаи!
Под приветственные вопли народа Элгэ и Октавиан вернулись каждый на свое место.
Юстиниан скривил губы — будто прожевал целый лимон. Причем — недозрелый. И круто посоленный и приперченный.
Валериан Мальзери тронул своего недоконя на корпус вперед.
— Ты играешь с огнем! — голос шипит, узкие губы кривятся. На пределе сдерживаемой злобы.
— С огнем? — дерзко рассмеялась Элгэ. — Твой младший сын — столь горяч? Тогда почему выдаешь меня за старшего? Он — пресен, как овсяный кисель.