— Если посмеешь изменять Юстиниану, ты, идалийская гюрза!..
— Не идалийская, а илладийская. Когда вы все запомните? — еще веселее фыркнула Элгэ. — Даже если и посмею — что с того? Они оба — твои сыновья. Значит — во внуке всё равно будет течь кровь Мальзери.
— Южная шлюха!
— Совершенно верно! — подтвердила обреченно-бесшабашным смехом пока еще герцогиня Илладэн. — И любая южная шлюха сама выбирает себе мужчин. Зачем же ты нашел в жёны своему добропорядочному, — ехидно надавила Элгэ на последнее слово, — сыну шлюху-южанку?
«Добропорядочный» Юстиниан вовсю развлекается с куртизанками, но это — сейчас неважно.
— Я отправлю Октавиана в Ланцуа! Ты не сможешь наставлять рога супругу в моём доме!
Отправит Октавиана? Это было плохо вчера. А теперь — всё равно. Элгэ не переживет сегодняшнего дня. И больше не увидит даже луны и звезд — не то что завтрашнего рассвета!
Прости, Диего. Но немедленная опасность грозит не тебе. И потому тебя спасет кардинал — если выздоровеет.
Плохо, что Элгэ его обманет. Он — хороший человек. И уж точно не виноват, что его отравили.
Но по своей или чужой вине — Его Высокопреосвященство тоже обманул спасенную илладийку. Алексе никто не передал в монастырь яд. Она выйдет за принца Гуго.
А значит, всё, что осталось Элгэ, — заколоть его прямо в церкви. На сей раз — насмерть! И вторым ударом — себя. Один стилет — и замыслы сразу двух титулованных мерзавцев разлетятся в прах.
А сырая или, напротив, пересохшая от жажды земля Эвитана наконец получит бренное тело младшей дочери Алехандро Илладэна. Давно ведь уже жаждет!
Если, конечно, северяне не бросят труп собакам.
Вот и улица Великого Гуго. Здравствуй, дорога к плахе!
Навстречу — разряженный в пух и прах эскорт. Розово-голубенький — как и подобает. Стража у помоста…
Перекормыши королевского дяди застыли почетным караулом. Его свинячье Высочество запаздывает. Не протрезвело или еще не вылезло из постели очередной невезучей служанки? Тьфу!
Эскорт-то у него — трезвый? Лучше бы — тоже пьяный…
А еще — среди них наверняка отыщутся старые знакомцы Элгэ. Но приглядываться настроения нет.
Интересно, часто ли жертва ждет палача? Впрочем, так думать еще забавнее — учитывая, что будет наоборот.
И всё равно ожидание стрелы на тетиве — невыносимо. Безумно хочется сделать невесть что! Выпить крепкого вина, пустить коня — даже этого! — вскачь во весь опор. Крикнуть что-нибудь безумно-гордое толпе. Попросить передать Виктору Вальданэ, что Элгэ всегда его любила.
Не любила и не всегда, но это — сейчас неважно. Должна была любить. Погибающей героине положено иметь единственную и неповторимую любовь всей жизни. У любого балладиста спросите…
Илладийка еще раз окинула взглядом буйно веселящуюся, уже полупьяную толпу «добрых жителей Лютены». Глотнула свежего, всё еще холодного воздуха. Зло усмехнулась и промолчала.
Глава седьмая
Знакомая улица Святого Михаила. Монастырь — так похожий на тот, где Элгэ провела взаперти месяц. А обряженную в подвенечное платье Александру уже выводят во двор рыцари-михаилиты. Сами.
Полупрозрачная вуаль скрывает лицо. Но можно не сомневаться: под проклятыми кружевами сестренка — белее мела. И собственного платья.
Элгэ про себя обругала монахов предателями. От души.
Кардинал — при смерти. Михаилиты не могли не подчиниться решению Регентского Совета. Епископ Ордена и так отказался проводить венчание — вместо Его Высокопреосвященства.
И всё равно — предатели. Северяне!
Равнодушно переставляющую ноги Александру подвели к процессии. Младшая сестра попыталась высмотреть под ненавистной вуалью следы слёз. Но то ли кружево их затенило, то ли Алекса не плакала. Вот бледна как смерть — это да. Здесь Элгэ угадала.
Ничего, сестренка. Скоро всё для тебя кончится! Во всяком случае — самое страшное.
О древних богах не осталось ничего, кроме легенд. А они считали оскорблением белый наряд невесты, уже утратившей девственность. И, судя по тем же легендам, за ложь карали прилично.
Сейчас в это верят разве что крестьяне. Вот смерть жениха и будет хорошим подтверждением языческого суеверия. А то облачили в цвета добродетели… двух южных шлюх!
Спокойно, для истерического смеха нет причин. На том свете поржем боевой кобылицей… На руках у папы — если церковники не врут!