Почему ночь тянется так долго? Прошло с десяток вечностей, а за окном и не думает светать! Потому что именно эту ночь нужно пережить? Время застыло и не движется с места? А люди во всём подлунном мире спят и ничего не поймут?
Что за бред лезет в голову — когда ты на пороге смерти? Когда с ней танцуешь…
Еще одну томительную вечность ключ проворачивается в замке.
Мать. Одна. Никаких леонардитов за спиной. Опять.
Тогда почему — ни малейшего облегчения в душе? Кого Ирия ждала? Кому бы искренне обрадовалась? Призраку Анри Тенмара?
Повторный скрип ключа запирает дверь изнутри.
И — нескончаемый озноб. Будто ледяной Альварен уже вцепился в замерзающее тело! А до берега — полмили. Нет, дальше…
И чего испугалась? Этого ведь и хотела!
Вот она — свобода. Бери, если выцарапаешь! Если доплывешь.
Право на жизнь нужно доказать, отспорить, завоевать. Неужели ты до сих пор этого не поняла? Поумнеешь хоть когда-нибудь? Успеешь? Прежде чем тебя уничтожат те, кто набрался ума раньше?
— Я кое-что принесла. — Из складок плаща показалась небольшая кружка, доверху наполненная желтовато-белым. Жир неизвестного животного.
Чего только нет в монастыре — со строжайшим в Эвитане уставом! Хотя сейчас ведь не пост — ни строгий, ни нестрогий.
— Раздевайся, И натрись с шеи до пят, — отрывисто приказала Карлотта. — Потом оденешь вот это.
На сей раз из-под плаща возник сверток с мужской одеждой. Штаны, рубашка, камзол…
Ирия поспешно потянула через голову монашеский балахон.
— Годы пошли тебе на пользу. — Мать не спускает с дочери цепких глаз. И в них мелькнуло одобрение. Так смотрят на ценную племенную кобылу, что вот-вот подрастет до торгов. — Со временем из тебя выйдет толк… если доживешь. Северянки расцветают позже. Лучше бы пошла в меня, но чего нет — того нет. Увы, моя красота досталась одной Эйде. А весь характер — тебе.
Когда-то Ирия сочла бы это несправедливым. Еще пару месяцев назад. Когда так хотелось быть красивой…
Не думать! И не вспоминать.
— Впрочем, не такая уж ты и дурнушка. Иден — еще бесцветнее. У нее даже твоих зеленых глаз нет… Натирайся и слушай! — резко оборвала Карлотта собственные излияния. Резко и сухо. — Есть лишь один человек, к кому я могу тебя направить. У него хватит влияния что-то для тебя сделать. Хватит даже сейчас. Здесь его двоюродная внучатая племянница, вы с ней похожи. Разница — в цвете волос и оттенке глаз. Но космы в черный цвет тебе любой куафер перекрасит. А там и сама научишься. Ты приедешь к нему. И он выдаст тебя за племянницу.
Кто, куафер?
Хватит ехидничать, Ирия Таррент.
— Зачем ему это? — дочь в упор взглянула на мать, втирая жир в руки и плечи.
Нож всё же слегка зацепил. И кровоточащий порез чуть выше локтя не нашел другого времени, чтобы тупо заныть.
Ничего, от царапин не умирают. Умирают от другого.
— Он мне должен, девочка моя! — усмехнулась Карлотта. — И очень много. А уж как заставить его помочь — найдешь способ сама. Со мной-то получилось. Но, кроме того — он еще и мой двоюродный дядя.
— Да кто он?
— Герцог Тенмар.
Герцог Ральф-Луи-Эжен Тенмар! Отец Анри! Мать отправляет Ирию к отцу Анри!
А зачем его «заставлять»? Он ведь наверняка благородный человек…
— По жестокости Ральф Тенмар поспорит с Бертольдом Ревинтером. — Карлотта будто прочитала мысли дочери. — Опять сочиняешь благородных рыцарей?
Ирия к нему не поедет! Выбраться бы на свободу — и поминай, как звали.
— Меня могут увидеть те, кто знают его настоящую племянницу.
— Ты тоже — «настоящая», — усмехнулась мать. — Мы с ним в родстве, забыла? А Ирэн Вегрэ не знал практически никто. Ее родители безвылазно кисли в поместье и не слишком привечали гостей. А после их смерти герцог Тенмар сразу отправил Ирэн в монастырь. Прямо из родительского дома.
Спокойно, Ирия! Хоть попробуй тут не выдай себя — услышав свое новое имя.
— Конечно, не слишком приятно стать из графини баронессой, — по-своему поняла ее замешательство Карлотта. — Но придется потерпеть, — она придирчиво оглядела дочь в мужской одежде.
Повезло, что прибывший сюда в этом костюме леонардит был или подростком, или очень хрупким юношей. Иначе Ирию вмиг выдала бы мешком висящая одежда.
— И еще штрих. Потом отрастут. Но поедешь ты в мужском камзоле, так что…
Да сколько всего умещается под бесформенной монашеской хламидой?
Ножницы замелькали в ловких руках Карлотты. Одну за другой отсекая тяжелые светлые пряди.
Стригут лишь падших женщин, но Ирия вытерпела и это. Обрезанные волосы — чушь. Как и то, что Эйда на всю жизнь обесчещена.