А теперь - поднять взгляд на собеседника. И побольше отчаянной тоски в глазах - в тебе ведь ее много.
- Я согласен на всё! Помогите мне вернуться домой!
Получилось! Проклятие, получилось! В глазах "проницательного" патриция - снисходительная, чуть презрительная жалость к так легко сломавшемуся "вербуемому". А ее мы "не заметим".
- Конечно же, я помогу вам, виконт. Для этого вы здесь. Ну, успокойтесь же, Роджер!
Перешел на имя. Значит - точно перестал воспринимать всерьез. Или тоже играет? До отца ему далеко, или... Или Ревинтер-младший столь же проницателен, сколь считает таковым противника.
Камень-кинжал-бумага - вечная игра политиков. Камень затупляет кинжал, кинжал режет бумагу, бумага оборачивает камень. Птица когтит змею, змея кусает кошку, кошка рвет птицу...
- Вы мне поможете?
Тебе - двадцать один, и ты - слюнтяй и папенькин сынок. А вдобавок - подлец и безвольная тряпка. Даже не слишком придется врать, не так ли?
- Вы действительно вытащите меня отсюда?!
А вот теперь - безумную надежду во взгляд. То, чего в тебе нет и быть не может, но ты уж постарайся. Только не переиграй! Подумай... представь, что кто-то когда-нибудь пообещает найти твою дочь!
- Да, виконт. Но чтобы у меня появилась возможность помочь вам, вы должны помочь мне.
- Я готов... - Немного запнуться. Ты - трус, не забывай.
- Есть те, кто будет ставить палки в колеса моему влиянию, а значит - и вашей свободе, виконт.
А теперь - внимательнее, Роджер Ревинтер. Сейчас этот столп проницательности сдаст тебе своих врагов!
- А им можно как-то помешать?
Стоп! Немного, но переигрываешь.
- Можно помешать любому врагу - запомните это, виконт.
Можно. Вопрос лишь в цене. И - насколько серьезно помешать...
- В семье одного из знатнейших квиринских патрициев требуется учитель эвитанского и мидантийского. Вы ведь знаете языки, виконт?
Глава шестая.
Эвитан, Лютена. - Квирина, Сантэя.
1
Сегодня Элгэ потратила на одевание времени вдвое против обычного. Спать пока желания нет. Оно появится ближе к обеду - это уж как пить дать. Но пока можно всё обдумать. И попытаться успокоиться.
Причем "успокоиться" - вовсе не значит немедленно выкинуть из пустой головы "ночные бредни" и радостно сунуть ее под куриное крыло. И остаться в полной уверенности: раз утро пришло - то и странная угроза больше не вернется. А следующая ночь не наступит никогда...
Нет, обдумать-то Элгэ обдумала всё - едва осталась одна. Ночное происшествие - талантливо поставленный спектакль? С целью войти в доверие к глупой и впечатлительной илладийке? Эта версия пришла в голову первой.
Войти в доверие... а то и соблазнить. То, что так не соблазняют... ну а кто сказал, что Юстиниан вообще умеет это делать? С куртизанками-то особого опыта не надо.
Еще Элгэ (уже подготовленной странным, мягко говоря, поведением мужа) могло "причудиться" всё, что угодно. Она же ничего не видела! Ничего такого, что можно схватить за руку (лапу, щупальце, клешню).
Сколько раз в детстве напару с Виктором бегали по ночам на кладбища и в заброшенные, пользующиеся дурной славой деревенские дома. И ни разу ничего не мерещилось. А тут вдруг... Ладно, всё когда-нибудь бывает впервые - сказал некий аббат. Стучась ночной порой в келью к самой благочестивой монахине...
Но и последняя дура-северянка при свете дня лишь рассмеется над ночными страхами. А Элгэ даже сейчас - когда можно солнечных зайчиков зеркальцем ловить, при одном воспоминании о прошлой ночи колотит глухая, липкая дрожь! Яркий свет тускнеет, тепло исчезает из комнаты... и из сердца и души. Зато неотвратимо подступает тоска - черная, безнадежная, безысходная. Не злая, а именно тупо-покорная. Когда не хочется уже ничего. Будто за окном - по-прежнему ледяная, северная зима.
Или - серая, промозглая зима Вальданэ. А по следам неотвратимо мчит погоня. То ли в неделе пути, то ли - в нескольких часах...
...Нужно заснуть - всего-то часа четыре осталось, даже меньше. А завтра - новый, изнурительный день... если не схватят еще до рассвета.
Нужно спать - и не спится. С самого начала пути. Восьмую ночь подряд.
И кажется, что ты, наоборот, не в силах проснуться. Вырваться из бесконечного ночного кошмара. Где вместо родных и чужих лиц - маски. А весь подлунный мир кривляется и пляшет в нескончаемом змеином танце. И рябит в глазах...
Приемная мать от горя почернела с лица, а ведь ее до этой зимы Элгэ ни разу не видела даже грустной. Окаменевшая от горя Кармэн - это по-настоящему страшно. Но не страшнее причины горя, а с ней Элгэ теперь жить. Каждый миг заставлять себя дышать. Потому что больше всего на свете хочется всадить в сердце кинжал. Чтобы уже ничего не чувствовать...
Маски пляшут, ведут взбесившийся хоровод. Страшно. Больно. Холодно. Невозможно ни о чём думать, а не думать не получается. Боль ползет в душу скользкой змеей... и намертво впивается ядовитыми клыками. У нее много-много зазубренных зубов. И бритвенно-острых гарпунов-когтей.
Лучше думать о масках. Они хоть живые...
Раненый Грегори - в него по пути намертво вцепилась лихорадка.
Бледная, как сама смерть, Алекса - от нее ни на миг не отходит Витольд Тервилль.
Осунувшаяся Арабелла - от бедняжки осталась одна тень.
Элгэ цеплялась за реальность, ухаживая за Грегори и присматривая за Беллой. Иначе впору сойти с ума. И подступает действительность - где больше нет Алексиса.
И всё время холодно! Элгэ мерзла от безысходности побега, от невозможности вернуться домой, от тревоги за оставшегося (брошенного!) в Эвитане Диего. (Плохо тревожилась - раз бросила!) За Эсту и Криса. За озорного и веселого Кора Эверрата. За всех...
И замерзала от горя, а в душе наравне с невыносимой болью поселилась зимняя тоска. Устроилась навечно.
Тогда так казалось.
Элгэ мерзла у самого жаркого очага - и жаждала самой жуткой мести убийцам Алексиса.
Тогда илладийка поняла, сколь счастливой была прежде - когда любимый был жив. И ему светили те же солнце и звезды, что и ей...
В восьмую ночь, вчерную напившись, Элгэ впервые сумела заснуть. В постели Виктора Вальданэ. Что за стеной - Кармэн... тоже не одна, в таком состоянии было плевать. Впрочем, та ничего и не заметила...
Анри Тенмар сопровождал беглецов до самой границы Аравинта. Анри, вытащивший из самого пекла Грегори...
Кто вытащит Элгэ, Диего и Алексу теперь?
И с чего той тоскливой дорогой думалось, что хуже быть уже не может? Они все еще были вместе... почти все.
Хуже - когда северные дикари Эрика топчут землю Аравинта! Когда Витольд бесследно сгинул в Эвитане. Алексу вот-вот обвенчают со свинопринцем! И Диего... неизвестно, что с ним, но ледяной кулак, и без того намертво стиснувший сердце, при упоминании о брате сжимается еще сильнее! А из легких исчезает воздух...
Ну вот и всё. Илладийский наряд нужен как теплый солнечный свет. В нем стало бы на порядок легче... только это - тоже самообман.
Усмехнувшись, Элгэ добавила к темно-вишневому бархату платья рубиновое колье. Улыбнулась собственному отражению. И вышла из комнаты навстречу супругу. Сегодня он впервые не кажется мороженой рыбиной.
Его рука - на нее илладийка оперлась - не дрожит. Зато напоминает неподвижный мрамор статуи. Будто все усилия как раз и направлены - скрыть дрожь.
Элгэ ободряюще улыбнулась одними губами. Юстиниан слабо кивнул в ответ.
Вперед! На штурм баррикад! На завтрак.
К моменту появления на пороге осточертевшей Гербовой Залы илладийка уже не удивилась бы ничему. Даже встреть их там вместо портретов четы (то есть - троицы) Мальзери... да всё, что угодно!