А на самый крайний случай - существует Бьёрнланд. Тоже Север, но хоть не эвитанский. Без принца Гуго, графа Адора и дядюшки Валериана.
Только бы вырваться! К Темному врагов! Элгэ готова хоть всю жизнь скрываться под чужим именем, выдавать себя за мужчину. Готова даже отказаться от мести. Надолго или навсегда. Творец милосердный, да пусть живут хоть все мерзавцы подзвездного мира - только помоги!
Только бы получилось.
И Темный с ней самой - вырвался бы Диего! Всё равно жить с осознанием, что не уберегла, - еще страшнее. Творец, если ты и впрямь спасаешь невинных - вытащи из этого кубла Диего и Алексу!
Сама Элгэ - да, грешна, конечно, против Заповедей Священных Свитков. Слишком редко посещала церковь, не соблюдала посты, вышла замуж не невинной девой, не была хорошей женой. Не смирилась перед волей старшего родственника. И уж точно не согласна, что женщина уже по природе своей хуже и грешнее мужчины. А что самое худшее - повторись всё заново, и Элгэ вновь поступала бы так же.
Что ж - согласна умереть и согласна в Ледяную Бездну. Или в Вечное Пламя - по решению Вечного Суда и Творца. Только пусть невиновные живут.
Безмолвно небо, и молчит луна. Только одинокий волк воет где-то вдали. Тот самый?
А луне - всё равно. Освещать ли путь беглецам или беглецов для погони. Которой пока, слава Творцу, не слышно. Но это не значит, что и не будет.
У беглецов есть время, и будем надеяться - есть преимущество неожиданности. Вряд ли рядовым солдатам в особняке известно о тайном Храме-Неизвестной-Мерзости.
Случайный взгляд Октавиана... Или не случайный. Спутник Элгэ рассказал всё, что знал. И теперь тоже бережет дыхание. Но от тепла в его глазах чуть разжимается ледяная хватка на сердце.
И в этом грешна, Творец.
Элгэ усмехнулась. Услышал бы такие мысли Виктор - перечислил бы все ее грехи. Очень подробно и с комментариями. Но сына Алексиса здесь нет. А вздумай он смеяться над ее воспоминаниями - и она велела бы ему заткнуться. Потому что его здесь не было.
И что втянула в эту грязь Октавиана, Элгэ виновна тоже. Творец, пощади и его - если сможешь. Пощади невиновных, а с грешницей делай, что хочешь. Что она заслужила. В этом мире и в том. Свое пожила - и не так уж плохо. Другие жили дольше, а радости было меньше.
Зачем ты создал столь несчастливый мир, Творец? Или это мы сделали его таким?
Следи за дорогой, Элгэ Илладэн! Хоть и считаешь себя хорошей наездницей. (Ну хорошо - другие тоже считают.) Хоть позади уже и семь или восемь миль - еще три осталось впереди. И их нужно проскакать во весь опор, а не прохромать. На хромоту нет времени.
Часть третья. Путь во тьму.
И плыли они без конца, без конца,
Во мраке, но с жаждою света.
И ужас внезапный объял их сердца,
Когда дождалися ответа.
К. Бальмонт.
Глава первая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Самое сложное - вовсе не изобразить сонливость. Труднее сдержать бешеное биение сердца. Именно оно - самый безжалостный предатель. Потому что колотится как у загнанного зверя - даже если лицо и взгляд согласны молчать. А Эйда никогда не была опытной притворщицей.
Пять дев в белых, шитых золотом туниках. Наверное, они явились действительно через час. Времени минуло слишком много для вечности и слишком мало для жизни.
Эйда вновь покорно отдала себя в их руки, позволяя искупать в теплой ванне с лепестками роз. Как куртизанку из романа. Они вечно отмокали или в ослином молоке, или в цветах.
Служительницы честно потерли вверенную им жертву мыльными губками, извлекли из купели, умастили чем-то благоухающим. Еще бы! Это Роджерам Ревинтерам сойдет в любом виде. А для столь привередливого насильника, как смерть, нужно выглядеть как можно лучше.
Вновь облачили в белое платье - уже другое. Только с пояском того же цвета. И почти тот же крой, что у жриц. Только золота не хватает. Жертве не положено...
Сердце неуверенно трепыхнулось. Эйда поспешно уставилась на ванну с розами. Мертвыми. Они тоже хотели жить - пока не понадобилось украсить чье-то убийство.
Девы безмолвно порхают вокруг. Взялись расчесывать волосы. У Эйды не было служанки со времен родного замка. Теперь появилось целых пять.
- Какая ты красавица, Эйда...
Нет, они, к сожалению, не безмолвны. Одна, по крайней мере. Горничная, приставленная Ревинтерами, тоже говорила: "Ты - достаточно смазлива, чтобы тебя не отравили сразу". Эйда знала, что всё равно отравят, но тогда ей это было безразлично.
Вот и эти - тоже отравят. Или прирежут.
- Чудесные волосы... Как золото!
Пусть щебечут. Под их болтовню не так страшно. Сердце молчит.
О красоте Эйде твердили с детства. Но не будь она "смазливой" - с ней не случилось бы ничего. Насилия. Похищения Мирабеллы. Последнего плена и купели с розами...
Или судьбу не обмануть? Ревинтерам было плевать, как жертва выглядит.
Так что глупо врать себе - тем более, сейчас. Будь Эйда невзрачной - с такой покорностью судьбе ее ждал бы монастырь. Дело ведь не во внешности, а в характере.
Разве что Ревинтеры не явились бы совсем.
И тогда - только монастырь. И Мирабелла бы не родилась.
А если б враги явились - повторилось бы всё то же. Только Роджер Ревинтер смотрел бы на жертву еще и с отвращением. Ничья красота не влияет на чужую алчность. Только на любовь, но Эйду Таррент не любил никто и никогда.
- А мягкие какие... - нимфа в златотканой тунике в последний раз коснулась их гребнем.
Какая разница, красива ли жертва? Кровь на алтаре у всех одинакова.
Холеные руки, скользящие движения. Случайно или нет задевают порой ребра? Колотится ли сердце Эйды громче военных литавров, или это ей только кажется? Если служительницы что-то заподозрят - свяжут. А то и силой зельем опоят.
Заподозрили или нет?
Разумно переодеть ее самим. Даже если бы Эйде удалось спрятать тот серебряный, легко гнущийся фруктовый ножик, коим курицу не зарезать... Или осколок чего-нибудь. Не для того ли ее и облачали дважды?
Золоченые сандалии - как у принцессы с затонувшего Анталиса. Отродясь не носила такую обувь. Довелось!
- Идем, Эйда.
Раскрывается с легким скрипом дверь. Впереди - знакомый коридор. С наверняка незнакомым поворотом.
Сколько шагов от камеры до эшафота? Ирия и Иден два года назад отмерили почти до ворот Ауэнта. Сестренкам было четырнадцать и одиннадцать лет. Почти двенадцать. А старшая сестра, за трусость удостоившаяся отсрочки, тряслась и молилась в особняке Ревинтеров. В спальне того, кто привез ее в Лютену на казнь родных.
Полутемный коридор, свечи в руках жриц, факелы у стен. Шаги - почти бесшумны. Сандалии - не сапоги и даже не туфли. Они тут все в сандалиях - и жертва, и конвой.
"Чудесные волосы". В одной сказке, которую Эйда вряд ли сможет рассказать Мирабелле, запертая в башне принцесса спускала в окно свои длиннющие косы. И по ним взбирался принц - ее спаситель. Ну и больно же ей, наверное, было!
Эйда свои растила с детства. Но они и до колен не достают. И уж ее-то ни один принц спасать не явится. Во-первых - нормальные рыцари давно вымерли. А во-вторых - приходят на помощь они невинным девам, а не падшим грешницам.
В сказках злодеи всего лишь требуют от пленниц замужества и запирают в башнях. Какие, однако, вежливые и куртуазные. Тоже рыцари, наверное...
Угадала - вот он, новый поворот. И лестница - вниз...
Ваш праздник - в подземелье, златые девы? В еще более глухом, чем это?
Спас бы какой-нибудь рыцарь Мирабеллу! Она-то точно невинна.
Стоп!
А с чего они вообще приносят в жертву мать незаконнорожденного ребенка? Во всех романах еретические секты режут на алтарях девственниц и детей.