Король Фредерик был старше юной графини Дианэ всего лет на десять. Но корона и власть превращали их в десять веков.
Он заметил Катрин на первом же ее балу. И мать лишь тихо и покорно лила слезы - когда ее семнадцатилетняя дочь получила приглашение в загородный королевский дворец. У вдовы и дочери погибшего под Бревэ полковника Дианэ не нашлось при дворе защитников. Их часто не бывает у родни героев. Особенно - покойных.
Ральф Тенмар мало говорил о любви, но Катрин знала его сердце без всяких слов и клятв. Не знала лишь, когда именно он ее полюбил. Но вот за себя могла поклясться на Священных Свитках - с того письма, что получила в злополучный вечер после бала. Всего три слова: "Готовьтесь бежать, сударыня"...
Эта записка горит последней.
Только у давно изгнанного из высшего света герцога могло хватить дерзости выкрасть несостоявшуюся фаворитку Его Величества Фредерика Юбочника прямо из кареты с гербами. На ночной дороге - из Лютены в загородный дворец.
В простой церквушке храма михаилитов пожилой священник навек связал Катрин с красивым, овеянным пугающе-завораживающей славой герцогом. Ее героем. Тем единственным, кто решился спасти ее от бесчестья, плюнув на августейшую волю и неуемные желания молодого короля-сластолюбца.
Всё позади - и страхи, и избавления от них. И горе, и боль, и счастье. Всё кончено и навеки остается живым.
Всё сгорело. Скоро за Катрин придут.
Все думают, у Ральфа Тенмара не выдержало сердце. И лишь его вдове известно, что старый волк погиб не от болезни, а в последней битве - так и не разжав верных клыков. Только Катрин знает, что ценой жизни он победил. И смерть его жены тоже станет победой. Еще одной.
Ее счастьем и горем всегда был дар слышать и видеть дальше других. Дальше Ральфа и детей. И сейчас Катрин не могла не различать раздающихся окрест криков. Неужели жертвы, столь жалобно зовущие несуществующую помощь, действительно надеялись, что их пощадят? Те, кто пришел убивать?
И только в замке не кричит никто. Там сейчас убивают и умирают - молча и страшно. За свою герцогиню, что присягали защищать. За ту, что погибнет последней. Ту, что запретила бы гарнизону и слугам поднимать оружие - если б не знала, что их всё равно перебьют. Эти не пожалеют никого.
Лязг оружия внизу стихает. Значит - сейчас враги поднимутся к ней.
Черной тенью контур дракона на полу, девять свечей вокруг.
Траурный наряд. Черно-алое, темно-золотое. Венец. Родовое кольцо с драконом. Древний кинжал с рубином в рукояти.
Когда-то Ральф Тенмар бросил учить жену фехтованию, убедившись в полной бесполезности усилий. Но вот убить себя первым же ударом она теперь, благодаря мужу, сумеет.
Катрин опустилась на старинное позолоченное кресло-трон. Холодное. Ничего - это не надолго.
Дверь вылетела - выбитая чьим-то мощным плечом. Или плечами. Шакалы всегда нападают стаей.
Трое врагов загородили проем: двое - впереди, один - за их плечами. А сзади - еще и еще...
- Взять старуху! - рявкнул тот, что предпочел спрятаться за спинами холуев.
Катрин усмехнулась, всаживая ледяную сталь точно под третье ребро. И сквозь острую боль бросаясь вперед... еще... еще... до рукояти!
Взбешенные лица врагов исчезли раньше, много раньше, чем те пересекли покои древних королев Тенмара.
И ослепительным огнем вспыхнул в непроглядно черном небе дракон. Ало-золотой, безумно прекрасный в своем полете.
По золотому лицу струятся алые слезы. Бессмертный прародитель оплакивает еще одну дочь.
И полны печали древние глаза. Черные, как у ее сына.
2
Ночная Лютена приветливо подмигивает огнями особняков знати. Добрые жители столицы не спят - танцуют на балах, веселятся. Плетут интриги за бокалом вина.
А Ирия мерзнет - несмотря на пушистые шали и Месяц Заката Весны. Алиса продержала "дорогую кузину" и любимую фрейлину до полуночи. А утром опять возвращаться в утонувший в бледном озере сирени Зимний Дворец. Бело-голубые цвета Ормхейма притащили холод даже в мягкий климат Лютены.
Карета несет домой бывшую графиню Таррент, дочь лорда Эдварда и леди Карлотты. Сестру Леона, Эйды, Иден и Чарли. Нынешнюю кузину и любимую фрейлину принцессы Алисы Ормхеймской.
Герцог Ральф Тенмар, зачем ты на самом деле отправил приемную племянницу в столицу? Кого хотел спасти - Ирию, Алису, обеих? Чего ты добивался, коварный старый дракон, какие тайны унес в могилу? Знал ли, о чём вскоре задумается спасенная тобой девчонка с севера? Ночная дорога из Зимнего дворца в особняк Тенмаров весьма способствует размышлениям.
Ральф Тенмар, ты был мудрее, чем считали все, включая Ирию Таррент. Ты вполне мог предположить, что не сумевшая спасти ни отца, ни сестру теперь не бросит на произвол судьбы перепуганную беременную родственницу. Даже если не сможет ей верить. Даже если родственница сама, едва выпутавшись из беды, первой отречется от той, кого так молила о помощи.
Герцог Ральф Тенмар. Благородство и коварство, милосердие и жестокость, любовь и месть, цинизм и доброта. Как бы ты поступил на месте Ирии Таррент, а, Тенмарский Дракон?
Мерный стук копыт о мостовую. В Лютене ровные дороги. Дороги - ровные, сердца - черные, языки - лживые.
Когда же закончится эта дорога, эта ночь и этот мрак в душе? Хотя про ночь - это ты, Ирия, зря. Утро принесет лишь новую поездку к Алисе и хлопоты в курятнике. Тряпки, намеки, фрейлины, сплетни, зависть. Алан, ложь, доносы. Бертольд Ревинтер, подлость, мерзость, грязь. И от всего этого уже не спасут ни книги, ни выдуманные герои. Хоть сама их сочиняй, хоть из чужих баллад выдергивай.
Добро пожаловать во взрослую жизнь, Ирия Таррент. Но если так будет и дальше - лучше было умереть ребенком.
Нет. Не лучше. Пока ты жива - всё еще может измениться к лучшему. Давай, меняй.
Знать бы еще, в какую сторону.
Колымага остановилась явно прежде времени, и Ирия прикусила губу. Придворной даме некуда прицепить шпагу и пистолеты - разве что под юбку. А кинжала может и не хватить. Змеи побери Алису, Алисину карету и Алисиных людей! Точнее - людей Эрика Ормхеймского, что еще хуже.
Черная тень скользнула в почти непроглядный мрак кареты. Ирия застыла, намертво стиснув рукоять клинка. Конец это или нет, но уж одного мерзавца она с собой прихватит. А лучше - двух.
- Госпожа баронесса.
- Пьер...
- Я, госпожа.
- Как тебя в карету пропустили?
- А чего не пустить - я же в цветах Тенмара. Факел в нос сунул - и порядок.
Великолепно. Значит, в это уродство на колесах доблестный Алисин эскорт запустит кого угодно. Хоть ревинтеровца, хоть словеонца, хоть отребье Пляшущего Двора. Нацепи тенмарскую черно-алую ливрею - и вперед.
- Что случилось? Или ты просто решил меня встретить?
Сколько раз за последние полтора года в родном замке Ирии приходилось почти неслышно перешептываться с Эйдой...
Ормхеймцы - не Кати Кито, но риск - тот же. Что монастырь, что плаха под алым ковром... Плаха даже быстрее.
- И то, и другое, баронесса. Дело я вам в конюшне скажу, а вот встретить лучше по пути.
Чтобы кто другой не встретил?
- Хоть намекни.
- А что тут намекать? - В темноте выражения лица не разглядеть, но вот голос... Ирия тоже всегда говорила нарочно спокойно - к третьему часу Эйдиной истерики. - Будь жив герцог - мы бы бед не знали. Уж старик-то бы змей в собственный дом не напустил...
Это он о каких именно змеях?
- А вот над герцогиней, бедняжкой, они, похоже, крепко власть взяли - раз она сама письмо им написала. Или почерк подделали, а печать украли.
И что же осталось такого секретного, чего в карете говорить нельзя? Если уж обвинить родственников в похищении герцогини и краже у нее печати - можно?