— Надо было соглашаться, Доб, — тихим, не сулившим ничего хорошего голосом произнес Джибб.
— Что, воевать против Седрика? — спросил парень, тяжело дыша и не отрывая взгляда от клинка. — Я не сумасшедший!
— Может, и нет, — согласился Джибб с глухой угрозой в голосе. — Но чем бы тебе ни грозил Седрик, это детские забавы в сравнении с тем, что приготовил для тебя я!
— Подожди! — взмолился Доб. — Я заплачу, сколько скажешь!
— Ты имеешь в виду, из того, что ты наворовал в моем квартале? — поинтересовался Джибб, остановившись прямо перед ним и приблизив к нему свое лицо. — Не слишком заманчивое предложение. — И неуловимым движением, так что Доб успел заметить уголком глаза лишь короткий серебристый блеск, Джибб рассек ему щеку.
Парень почувствовал резкую острую боль, и сразу по щеке полилась кровь.
— Да ты чокнутый! — прошептал он, вылупив от страха глаза.
— Зря ты так сказал! — поцокал языком Джибб и располосовал ему вторую щеку.
— У меня есть золото! — отчаянно заверещал Доб. — Свое собственное! Клянусь! Забери все!
Не отвечая, Джибб взмахнул кинжалом в третий раз и срезал парню кусок уха.
— Хорошо, хорошо!! — завопил Доб. — Зови Мелиор! Может, договоримся!
— Поздно, — усмехнулся телохранитель и поднес кинжал к левому глазу Доба.
Доб отвернулся, но подчиненные Джибба схватили его за волосы и подбородок и заставили снова смотреть на своего мучителя. Парень зажмурился и заорал:
— Все что хотите! Я сделаю все, что вы хотите!
— Отлично, — раздался совсем рядом голос Мелиор. — Именно это нам и требуется.
Он стоит в переулке рядом с главной улицей квада, прислонясь спиной к гладкой каменной стене здания, закрыв глаза и подняв к небу лицо. С узкого карниза срываются последние капли дождя, прошедшего рано утром. На миг ему кажется, что он снова в тюремной камере в Тобин-Сере и наслаждается каплями летнего ливня, стоя у маленького решетчатого окошка под потолком. Эта стена не такая грубая, и света здесь гораздо больше, но, если очень постараться, можно забыть о том, где он.
Большой пассажирский мобиль проносится мимо, гремя и воняя, и греза исчезает. Он открывает глаза и успевает заметить испуганные лица людей внутри, как будто все они ожидают, что в любую секунду выстрел из луче-мета может разнести стекло. Наль охвачен войной, и эти люди в мобиле мечтают хотя бы дожить этот день до конца.
Барам тоже.
Он знает, что Правитель мертв, как и два других оверлорда. Еще он слышал, что Седрик жив, и понял, что это означает: Седрик убил или приказал убить их всех. Еще он понимает, с трудом припоминая свое прошлое, что, случись это несколько лет назад, сам он сейчас в составе одной из банд ночами слонялся бы по улицам в надежде завязать перестрелку.
А теперь он скрывается от них, передвигаясь переулками и таясь на лестницах, ведущих в подземелье. Он хотел бы снова уйти в туннели, там было бы безопаснее и легче спрятаться. Но однажды он уже попробовал, когда начались первые бои. От воспоминания об этом его передергивает. Он смутно помнит, как бежал туннелями много лет назад, еще даже не став изгоем, и скрывался от ПСБ. В этот раз, спустившись туда, чтобы уйти подальше от сражения, он заблудился. Барам блуждал по темным коридорам много часов, а может, и дней — он не понял, сколько времени прошло, — и искал выход наверх. Наконец ему повезло, и он наткнулся на маленькую лестницу, выведшую его на поверхность, и больше уж он не спускался под землю.
При одной мысли о подземных туннелях он чуть не впадает в панику, подступающую к горлу, как дождевая вода к воронке забитого желоба. Он запачкался, и одежда до сих пор воняет, хотя он уже несколько раз чистил штаны.
В животе глухо урчит, и он вспоминает, что сегодня еще не ел. Он заставляет себя отлепиться от стены и тащится к главной улице. В его кармане позвякивают золотые и серебряные монеты, что дал ему Седрик. Надо было их потратить. Надо было купить новую одежду. Но он позволил себе только немного еды и стакан эля. Остальные монеты он бережет. Расценивай их как знак моего расположения, сказал оверлорд. Может, они еще спасут ему жизнь.
Он больше не ходил к оверлорду, но и пределов Первого квартала тоже не покидал. За исключением того времени, что провел под землей, — тогда он мог оказаться где угодно. Последние дни он все раздумывал, наймет его Седрик или время ушло. Они разговаривали не так давно, но с тех пор многое случилось. Однако, пока в кармане бренчат монеты, он верит, что перспектива остается. И чем дальше, тем больше он склоняется к тому, чтобы работать на Седрика.
Хотя ему все равно страшно. Неудач Седрик не потерпит, а Барам уж и позабыл, когда ему что-либо удавалось. Но, может, как раз настала пора попытаться. Прошлой ночью банда изгоев выследила его в переулках и загнала в угол, и тут же, рассмотрев его получше, все парни опустили лучеметы, хохоча и тыча в него пальцами. В квадах ему не выжить.
Монеты звенят, как колокольчики.
Когда он переходит улицу и снова углубляется в переплетение переулков, опять начинается дождь. Подняв голову навстречу каплям, он замечает уличный знак и, прочитав его, понимает, что находится всего в паре ква-дов от резиденции Седрика. Он внимательно осматривается и видит множество охранников оверлорда, одетых в тугую черную форму, покрытую мокрыми пятнами.
Барам идет к одному из них, высокому смуглокожему тренированному мужчине со светло-зелеными глазами.
— Я хочу поговорить с Седриком, — обращается он к нему.
Охранник мерит его взглядом, потом морщит нос, и на его лице появляется гримаса отвращения.
— Ну и вонища от тебя, — говорит он, отступив на шаг и размахивая рукой перед носом.
— Я хочу видеть Седрика, — повторяет Барам. — Он сказал, что я могу прийти к нему и он даст мне работу.
— А когда он тебе это пообещал, от тебя так же несло? — со смехом спрашивает охранник.
Барам открывает рот, чтобы ответить, но потом понимает, что парень издевается.
— Эй, давайте сюда! — машет рукой охранник, подзывая своих друзей.
Подходят еще несколько мужчин, тоже все в черном и как один здоровые и мускулистые. Барам по сравнению с ними просто ребенок. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину.
— Фу-у! — восклицает один, тоже обмахиваясь рукой. — Где ты его откопал, Оделл?
— От него несет, как от кучи дерьма, — добавляет другой. Все ржут.
— Вы только послушайте, — говорит Оделл. — Только послушайте, что он говорит. — Он поворачивается к Бараму: — Ну-ка повтори.
Барам упорно смотрит вниз и осторожно перебирает в кармане монеты, стараясь, чтобы они не звякнули.
— Я хочу видеть Седрика, — снова говорит он.
Мужчины хихикают, но Оделл явно ожидал более бурной реакции.
— Все говори! — хрипло приказывает он.
Барам закусывает губу.
— Он сказал, что даст мне работу, — едва слышным шепотом отвечает он.
Теперь все покатываются от хохота, и Оделл выглядит довольным.
— А когда это случилось? До или уже после того, как ты стал вонять, как отстойник? — ткнув пальцем ему в грудь, спрашивает один из них.
Новый взрыв хохота
— До, — отвечает Барам, но им до него уже нет никакого дела Он пытается вырваться из их круга, но его не пускают. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину.
— Не торопись, Вонючка, — говорит другой, толкая его. — У нас приказ отлавливать таких беспризорных, как ты.
— Да, — соглашается Оделл. — Думаете, его возьмут в тюрьму?
— Погодите! — вступает другой. — Знаю! Можно доставить его на Ферму и пустить на удобрения!
Все охранники заливаются оглушительным хохотом.
И тут среди смеха раздается незнакомый голос:
— Что происходит?
Охранники мгновенно смолкают. Барам поднимает глаза и видит человека постарше, тоже одетого в черную форму. Он так же крепок, хотя ростом пониже своих молодых товарищей. Но зато взглядом он может осадить любого здоровяка.
— Я задал вопрос. Что здесь происходит? — резко повторяет он. Кивком он показывает на Барама: — Это кто?