Если учесть, что эта статья Раддаца изобиловала гнусными измышлениями и откровенными нелепостями, касавшимися не только Кёппена, но и ряда других известных писателей и деятелей культуры ФРГ, ГДР, Швейцарии, то можно себе представить размеры скандала и возмущения, вызванных после ее появления. Даже такой консервативный критик, как Марсель Райх-Раницкий, вынужден был на страницах «Франкфуртер Альгемайне» публично отчитать завравшегося коллегу и высказать справедливое сомнение в профессиональной пригодности его в качестве шефа литературного отдела газеты, считающейся рупором либеральной интеллигенции ФРГ.
Но Раддац не успокоился. В марте 1983 года в связи с переизданием романа Кёппена «Стена шатается» он публикует статью с интригующим названием «Новый взгляд на Кёппена», где речь идет не о самой книге, а о том, насколько отдельные фразы романа выдают якобы фашистские симпатии Кёппена. И здесь Раддац опять обращается за «помощью» к трудам названных нами литературоведов ФРГ, приводя с соответствующим комментарием высказывание, например, К. Прюмма о том, что «непримиримость, с которой Кёппен и по сей день ведет борьбу против отрицания или преуменьшения опасности нацистского прошлого, конечно же, определяется в значительной мере мучительным сознанием того, насколько близко сходились его собственные желания с соблазнительными сторонами национал-социализма».
Чтобы понять всю лживость утверждений Раддаца и ему подобных, вероятно, надо напомнить читателю некоторые детали биографии Кёппена времен гитлеровской диктатуры.
Действительно, Кёппен остался в фашистской Германии, надеясь, как и некоторые его современники, что нацисты долго не продержатся. Он продолжал работать в литературном отделе известной газеты «Берлинер Бёрзен-Курир», публикуя смелые по тем временам статьи. Кёппен никогда не был активным борцом («Как человек я бессилен, но как писатель — нет»), но у него хватило мужества отказаться от заманчивого предложения занять пост главного редактора большой столичной газеты «Берлинер цайтунг ам Абенд», хотя он уже знал о том, что через несколько недель «Берлинер Бёрзен-Курир» навсегда прекратит свое существование. «Я был слишком неизвестен, чтобы подвергаться преследованиям, но все же достаточно известен, чтобы подвергнуться искушению», — вспоминал позднее писатель.
Между тем Кёппен заканчивает свой первый роман «История несчастной любви», который выходит осенью 1934 года в издательстве Бруно Кассирера, вынужденного вскоре покинуть Германию по причине «неарийского» происхождения. Автор в это время уже находился в Голландии без средств к существованию, ибо нацисты запретили издательству переводить авторский гонорар Кёппену, запретив заодно и саму книгу после разносной статьи «одного тогда коричневого, а сегодня — христианского критика», требовавшего отправить писателя в концентрационный лагерь.
В 1935 году в том же издательстве, что свидетельствует об определенном гражданском мужестве Кёппена, выходит его второй роман «Стена шатается», который вскоре также был запрещен. В 1939 году друзьям писателя Гансу Бреннеру и Максу Тау удается переиздать этот роман под названием «Долг». Играя на понятии долга как высшей прусской добродетели, столь часто превозносимой нацистами, и вводя тем самым в заблуждение цензуру, они преследовали не только практические цели — поддержать материально Кёппена, вернувшегося в 1938 году в Германию, но и стремились ознакомить немецкого читателя с произведением, направленным против гитлеровского режима. Читатели тех лет, рано научившиеся читать между строк, справедливо расценивали этот роман как смелую параболу, раскрывающую на материале внешне нейтральном жестокую повседневность фашистского террора. «Я был в ужасе от того, что происходило в Германии, и попытался изобразить в замаскированном виде этот ужас», — скажет впоследствии Кёппен.
Композиционно роман построен на противопоставлении двух миров — мифического государства на Балканах (читай: третий рейх) и Германии до и после первой мировой войны.