К принципам консервативной политической философии в первую очередь относят «веру в существование моральных представлений более высокого порядка, чем простое творение человеческого разума; убежденность в справедливости американской конституции... предпочтение, отдаваемое частной собственности и рыночному регулированию экономики; американский патриотизм... уважение к историческому опыту и враждебность к поспешным нововведениям» (Америка. 1982. Март).
Таким образом, неоконсервативные принципы сводятся к простой триединой формуле: бог — американская исключительность — капитал. Вокруг этих сакраментальных понятий и завертелись идеологические маховики, вовлекая в свое коловращение духовную и художественную жизнь страны.
Неоконсерваторы отвергали дорогостоящие и малоэффективные социальные программы — «социальную инженерию» и нападали на разрядку, дающую будто бы преимущества Востоку, «улицу с односторонним движением». Выражая постуотергейтские настроения, «Дважды «ура» капитализму» провозгласил названием своей верноподданнической книги 1978 года Ирвинг Кристол и заодно предостерег соотечественников от «либералистской угрозы» и «международного терроризма». Участились антисоветские вспышки, подогреваемые официальной кампанией в защиту прав человека где-нибудь подальше от дома. Нынешняя администрация США повела мощное политико-экономическое наступление на права широких слоев населения. В международных отношениях команда Рейгана объявила «крестовый поход» против социализма.
На исходе юбилейного 1976 года, незадолго до вступления Дж. Картера в должность, Джон Херси написал воображаемую речь будущего президента, где подчеркивал: «Власть крупных монополий простирается на любой аспект нашей жизни... на весь характер нашей культуры».
Четыре года спустя, когда военно-промышленный комплекс и администрация США взяли прямой курс на конфронтацию с Советским Союзом, Гор Видал предложил свою версию традиционного президентского послания «О положении страны»: «...из тридцати пяти лет, прошедших со времени окончания второй мировой войны, Соединенные Штаты участвовали в войне — «холодной» или «горячей» — тридцать лет; и если Банк будет продолжать править страной, в ближайшей перспективе мы станем воевать снова — и эта война окажется пострашней прошлых».
Литературный процесс 1970—1980-х годов протекал в подвижных и зыбких идейно-эстетических координатах, выявляя сосуществование, состязание и спор разнородных, нередко взаимоисключающих направлений и тенденций.
На протяжении всего XX века в американской словесности доминировали три типа творчества: реалистический, коммерческо-конформистский и модернистский, которые нередко окрашивались в натуралистические тона. Последние годы подтвердили эту закономерность, но и усложнили отношения между ними. Размывались грани между авангардом, литературным истеблишментом и роем поставщиков массово-поточной книжной продукции. Обилие пограничных зон, переходных явлений исключает жесткие классификационные линии на литературной карте США.
Определенную роль сыграли происходившая в 1960—1970-х годах смена литературных поколений и соответствующая перегруппировка сил. Ушли из жизни «старики» — носители реалистической традиции: Хемингуэй, Фолкнер, Стейнбек, Сароян, Уайлдер, Чивер — и писатели-ветераны социалистической литературы: Дюбуа, Голд, Ларс Лоусон, Лоренс, Норт, Лоуэнфеллс. В целом сохраняло свои позиции военное поколение литераторов — Дж. Джонс, К. Воннегут, Дж. Хеллер, Н. Мейлер, У. Стайрон, Г. Видал, Дж. Болдуин. Вместе с тем активно выдвинулись новые авторы, родившиеся в 1930-х годах и позже.
Но независимо от достижений и неудач названных и других именитых авторов, их книги — лишь малая толика того, что всегда называлось «литературным процессом» или «художественной жизнью», а теперь решительно требует другого названия.
Американский писатель — как и писатель любой страны Запада — творит не в пустоте. Он прибегает к услугам литературного агента, заключает контракт, рекламируется, издается, рецензируется, переиздается массовым тиражом, выдвигается на литературные премии в рамках общепринятой практики, в системе господствующих понятий и вкусов. С тех пор, как в прошлом веке американцы научились «делать» и продавать новости, печатное слово в США тесно привязалось к рынку. Это рождало глубоко буржуазный, коммерческо-конформистский тип художественного сознания, какого, пожалуй, не знают другие, «старые» культуры Запада. Но никогда прежде «доллар всемогущий» (это выражение отчеканил в 1855 году Вашингтон Ирвинг) не диктовал так жестко, что и как писать. В условиях конкурентно-капиталистических отношений книга неизбежно делается товаром — таким же, как костюм, кадиллак, коттедж. Интенсивно идет процесс концентрации издательского дела: нет, наверное, ни одной крупной издательской фирмы, которой не владела бы та или иная финансовая или промышленная корпорация.