В то время как шесть рук Ортеги перебирали карты, схемы и диаграммы, его рот изрыгал проклятия. Всю свою жизнь улик предпочитал создавать осложнения другим, но никак не преодолевать их сам.
Карты Севера оказались весьма приблизительными. Например, отмеченные на них океаны могли состоять из метана или из дюжины других, еще более смертельных соединений. Между жителями Юга и тамошними обитателями не могло быть никакого родства, ничего общего, даже того, что хоть как-то объединяло шестирукого змия Сержа Ортегу и гигантского паука Гола Митера. Некоторые северные расы были настолько чуждыми, что у них не существовало единой системы координат, в рамках которой южане чувствовали бы себя относительно нормально.
Глядя в карту, улик убедился лишь в одном – оба гекса, и Учджин, и Ашинших, – были не– или полутехнологическими и не могли взяться за ремонт хитроумных двигателей, установленных на космическом корабле.
Он вздохнул.
– Гол, даже если они выжили после аварии, в чем я лично сомневаюсь, у них скоро кончится воздух. Не знаю, имеют ли отношение, прах их побери, обозначения на карте Учджина к составу его атмосферы, но кислорода там нет, это точно. В Ашиншихе дела обстоят немного лучше, но там столько водорода, что они могут взорвать к чертям полгекса.
Митер задумался.
– Поскольку у нас нет никаких сообщений о катастрофе и не появилось никаких признаков активации Колодца, скорее всего они приземлились в Учджине, – сказал он наконец. – Как насчет ваших контактов на Севере? Можем мы что-нибудь использовать?
– Сомневаюсь, – мрачно ответил Ортега. – Из тех, кто живет там поблизости, я никого не знаю. Я даже не имею ни малейшего представления, как выглядит этот Учджин. И вообще мне крайне неприятно, что в эту историю оказались втянуты северяне. Я не доверяю тому, кого не могу понять, а некоторые из этих парней – отвратительные субъекты, движимые абсолютно непонятными побуждениями.
– Но выбора у нас нет, – сказал прагматичный Митер. – Я пошлю кого-нибудь в Северную Зону, и мы посмотрим, что можно сделать. Кстати, наши научные наблюдатели лояльны Северу. И раз они проследили за аварией, там уже обо всем известно. – Он помолчал. – Не унывай, Серж. Даже если эта штука осталась невредимой, северяне не смогут на ней летать. Она либо наша, либо ничья.
– Не наша, – поправил его Ортега. – И, дай Бог, ничья.
За какие-нибудь полдня техники установили в посольстве специальное оборудование, и улик по прямой линии связи соединился с Вардией.
– Чилл, – ответил ему незнакомый голос.
– Говорит Серж Ортега. На Севере совершена еще одна посадка. Займитесь этим. И еще, есть у вас хоть что-нибудь о телиагинском деле?
– Гм… Север… – пробормотало мыслящее растение. – Нет, из сектора Телиагина пока ничего не поступило. Впрочем, группа из Латы прибыла туда довольно быстро. Имейте терпение, Серж. Прошло всего два дня.
– Терпение – добродетель, присущая мертвецам, – проворчал Ортега и выключил связь.
ТЕЛИАГИН
Даже для пешехода, если он знает, куда идет, двадцать километров – не такое уж большое расстояние. Но на второй день, едва только рассвело, густые облака окончательно затянули небо. Всю ночь слышался отдаленный грохот барабанов, передававших через весь гекс от поселения к поселению сообщения на непонятном условном языке.
Мавра Чанг подозревала, что в этих сообщениях содержится известие о странных, очень маленьких существах, которые прилетели на летающей машине и бродят по стране.
Дождь так и не пошел, однако весь день они пробирались по лесу в зловещей темноте. Солнце не показывалось, и определить верное направление оказалось проблематично. В обычных обстоятельствах Мавра, не обращая внимания на опасность, подождала бы до тех пор, пока небо не прояснится, но тут знала, что ее спутников пожирает смертельная болезнь и что, если им не удастся быстро добраться до гор и до берега океана, надежды уже не останется.
Много раз ей в голову закрадывалась мысль о том, что, рассуждая логически, надеяться на то, что в других странах к ним отнесутся более дружелюбно, не следует. Скорее всего их обитатели окажутся не более цивилизованными, чем циклопы.
Но было кое-что и похуже: Мавра не знала, в каком направлении они двигаются. Разумеется, они начали свой путь точно на восток, но лес оказался очень густым; им пришлось обходить стороной грязные тропы и обширные заливные луга, и никто не знал, возвращались ли они после этого на ту же самую дорогу, или нет.
Чуть ли не единственной хорошей новостью стало обнаружение яблок. Во всяком случае, эти плоды очень напоминали яблоки, хотя росли на кустах и были непривычного лилового цвета.
Крупные грызуны ели их с удовольствием, и Мавра решила рискнуть. Самой голодной оказалась, конечно же, Никки, несмотря на то что ее аппетит подавляло отсутствие наркотика; было видно, что без пищи она долго не протянет. Мавра разрешила девушке съесть одно яблоко. Она понимала, что необходимо выждать несколько часов, чтобы на основе этого эксперимента вынести окончательное решение, но когда Никки сообщила, что яблоко сладкое, вкусное и легко жуется, она не выдержала: ее аппетит не подавляло ничто.
Яблоки и в самом деле оказались хороши; по-видимому, они составляли основную часть пищевого рациона здешних животных. Но они были важны вдвойне, ибо доказали – независимо от того, что еще может случиться, – что Мавра Чанг может здесь выжить.
Следующий день оказался намного приятнее. Они много раз незаметно проскальзывали мимо огромных циклопов с их свирепыми и мерзкими клыками, тащивших самодельные деревянные тележки или пасших на лугах стада животных, очень похожих на овец.
Однако Мавру не покидало чувство тревоги. Хотя у обоих больных губкой пока не замечалось особых изменений, она знала, что это впечатление обманчиво. В обычном разговоре нелегко определить, чей коэффициент умственного развития равен 100, а чей 150, но Никки наверняка уже деградировала: девушка была далеко не гением.
Когда они остановились на ночлег, горы еще не появились и ландшафт практически не изменился. Похолодало. Виной тому были влажный климат и сыпавшаяся на них с неба морось. Ренар и Никки чувствовали себя крайне неуютно: легкие одеяния, в которых они щеголяли на Новых Помпеях, только холодили тело. Одежда Мавры обеспечивала вполне приличную защиту. Однако поделиться ею со спутниками женщина не могла – у нее не нашлось ничего, что было бы им впору.
В этот вечер мрак в их душах казался таким же непроглядным, как и в окружавшем их лесу.
Никки, грузная и не привыкшая к физической нагрузке, заснула первой, оставив Мавру, как и накануне, наедине с Ренаром. Они сели рядом с девушкой, не зная, о чем говорить. Он обнял ее, но это было скорее желание сплотиться перед лицом беды, чем романтический жест или попытка ухаживания.
Наконец Ренар решил прервать молчание.
– Мавра, вы в самом деле считаете, что все эти героические попытки имеют какой-то смысл? – спросил он. – Ни вам, ни мне не известно, – где мы находимся и что увидим за следующим холмом – может, наш покореженный и побитый модуль.
Его вопрос рассердил Мавру: ее тоже мучили сомнения.
– Пока вы живы, имеет.
– Вы в самом деле так думаете? – переспросил охранник. – Это не бравада?
Мавра немного подвинулась, глядя мимо него, в темноту.
– Меня вырастила грубоватая женщина – капитан грузового корабля. Многие, полагаю, сочли бы ее далеко не идеальной родительницей, но она на свой лад любила меня, да и я любила ее. Я выросла в космосе, огромный грузовик был моей детской, огромные порты каждые несколько недель приносили мне новые восхитительные развлечения.
– А вы не страдали от одиночества? – удивился Ренар.
Женщина покачала головой:
– Ничуть. Другой жизни я не знала. Для меня это было нормально. С детских лет я привыкла думать, что всегда должна рассчитывать только на себя. Одиночество сделало меня независимой. Это очень пригодилось мне в дальнейшем, поскольку моя мать занималась контрабандой. Это было обычным делом среди капитанов, но она, по-видимому, ввязалась в какое-то крупное дело. Комм-полиция выследила ее и захватила корабль. Я тогда находилась в порту – делала разные покупки. Узнав о случившемся, я ничего не могла поделать. Я понимала, что, стоит мне высунуть нос, меня тоже схватят, произведут психическую чистку и передадут коммам. Поэтому я осталась на Каливе.