Прочитав эту заметку, молодой англичанин возвратил записную книжку Норберу, бесполезно пошевелив при этом губами.
Заметив это, Норбер Моони поспешил написать на другом листке своей книжки:
«Я не могу говорить с вами иначе, как только письменно, потому что на Луне не существует никакого звука, никакой вибрации воздуха».
«А-а! Так вот в чем дело! — поспешил записать в свою очередь баронет. — Я уже не раз заговаривал с вами, но вы не отвечали мне ни слова».
«Таково действие Луны!.. — объяснил письменно Норбер Моони. — А вот еще другое ее действие: видите вы там этот громадный камень размером по меньшей мере в два кубических метра, вправо от вашей ноги? Попробуйте поднять его, и вы увидите, что из этого выйдет».
Прочитав эти слова, сэр Буцефал недоверчиво посмотрел на громадный обломок, который, по его личному соображению, две лошади с трудом могли бы сдвинуть на земле, но, желая проверить значение слов Норбера Моони, тем не менее нагнулся и, ухватившись поудобнее, попробовал приподнять его. К несказанному удивлению баронета, громадный камень легко поддался его первому, робкому усилию и легко стал катиться вперед под давлением его руки. В тот же самый момент спутник его с разбега пролетел на расстоянии восьми или десяти метров над его головой и с легкостью птицы опустился на землю в двух-трех саженях впереди него.
— Действие Луны! — казалось, говорили баронету его смеющиеся глаза.
Но хотя баронет, очевидно, не понял его, тем не менее пожелал в свою очередь проявить свою ловкость. Он также разбежался и подпрыгнул на такую невероятную высоту, что Норбер Моони, задетый за живое, счел нужным повторить еще раз свой акробатический фокус.
Таким образом, благодаря соревнованию, эти упражнения в ловкости превратились незаметно для них самих в чехарду, что чрезвычайно забавляло, по-видимому, обоих молодых людей.
Игра эта продолжалась в течении нескольких минут, после чего оба приятеля уселись наконец рядком друг подле друга, глядя друг другу в глаза; баронет, очевидно, удивленный до крайности, а Норбер Моони — развеселившийся как ребенок, до того все это казалось ему забавным.
— Я сейчас объясню вам этот феномен, милейший сэр Буцефал, — начал было молодой ученый, позабыв что здесь он не в состоянии издать ни единого звука.
Сэр Буцефал, видя, что его приятель усердно шевелит губами, старательно прислушивался, подносил ухо к самым его губам, но все напрасно: до его слуха не доносилось ни звука, ни шороха, ни малейшего, даже слабого дыхания.
— Нет уж, я отказываюсь теперь от всяких объяснений! — мимически высказался Норбер Моони, пожимая плечами, — это слишком долго писать.
Затем целым рядом последовательных жестов и движений он постарался дать понять своему приятелю положение дел на Луне и особенности лунной атмосферы.
Сэр Буцефал с недоумением смотрел, как молодой ученый одним скачком брал положительно невероятные препятствия, балансировал громадными тяжестями, затем подходил к нему и брал его не в обхват пояса, как это делают борцы при борьбе, а двумя руками, как куклу, стал качать и баюкать его на руках, подбрасывать его в воздух и ловить, точно резиновый мяч.
Такого рода вольности казались сэру Буцефалу крайне неприличными. И когда Норбер Моони покончил со всеми своими акробатическими штуками, то баронет счел своим долгом воздать ему тем же и проделал над ним в точности все те же штуки, но только с серьезной, сосредоточенной миной обиженного человека, желающего отплатить тем же. Это до слез смешило молодого ученого, который хохотал от души.
«Недаром, — думал сэр Буцефал, — у нас в Англии помешанных называют лунатиками! Возможно ли, в самом деле, что несколько часов пребывания на Луне успели уже так пагубно повлиять на такого умного, развитого и так прекрасно уравновешенного человека, как этот бедный Моони!.. А что он помешался, так это ясно!.. И при этом сила у него, точно у вола!.. Да и я же силен! Никогда еще в жизни я не чувствовал себя таким сильным и ловким, как сегодня!.. Что ни говори, а воспитание в Итоне много значит! Тамошние физические упражнениях не пропадают бесследно, и при случае всегда можно не ударить а грязь лицом!.. Только бы и мне не потерять рассудка, как этот бедняга, Норбер Моони».
Не успел он докончить этого мысленного рассуждения, как молодой ученый, подбежав к нему, схватил за талию и взвалив на плечи, точно тюк с пухом или песком, побежал, унося его на своей спине к самому краю террасы. Встревоженный не на шутку и вместе с тем искренне оскорбленный такого рода обращением, баронет напрасно вырывался и делал отчаянные усилия высвободиться от своего приятеля, отчаянно махая руками и ногами в воздухе, Норбер Моони не обращал на это ни малейшего внимания и остановился только на самом краю террасы, где и посадил на землю сэра Буцефала, красного от злобы и негодования.
— Я весьма удивлен вашим поведением! — хотел было воскликнуть баронет, но вспомнив, что Моони не услышит его, остановился на полуслове. Вдруг все разом стало ему ясно: и странность всех этих условий, и смысл шаловливых выходок его приятеля, который теперь смотрел на него с веселой ласковой улыбкой. И глядя на него, и сам баронет рассмеялся тем же немым, беззвучным смехом, который потрясал все его существо и заставлял держаться за бока, но вместе с тем не производил ни малейшего звука.
ГЛАВА III. Кратер Ретикуса
«Теперь, — думал про себя Норбер Моони, сидя рядом с баронетом на краю террасы, образуемой широким выступом кратера, — теперь было бы весьма любопытно узнать, что стало с нашей изолирующей стеклянной площадью, подведенной под наш искусственный магнит!.. Если бы оказалось, что наш стеклянный пласт уцелел и не получил никаких повреждений, то это было бы весьма утешительно для нас!.. Тогда явилась бы возможность мечтать о возвращении обратно на Землю… Впрочем, мы все это еще увидим».
Отдохнув немного, наш молодой ученый поднялся на ноги; сэр Буцефал последовал его примеру, и затем оба они, идя рядом, отправились изучать кратер, продолжая следовать по верхнему наружному контуру круглой вершины этого потухшего вулкана, на который опустили пик Тэбали.
Так они шли около четверти часа или двадцать минут и пришли к точке горы, диаметрально противоположной эспланаде обсерватории, но только гораздо ниже ее по уровню, когда внимание обоих друзей было привлечено большим зияющим отверстием в боку скалы.
При более внимательном изучении оказалось, что это отверстие представляло собой брешь кратера, обломанный край жерла, над которым теперь основание пика Тэбали образовало крышу или, вернее, потолок. Словом, это была она, возможность разрешения интересовавшего Норбера Моони вопроса о непрерывном продолжении стеклянного изолирующего слоя под пиком Тэбали, уверенность в целости которого могла бы совершенно рассеяться теперь и стать вне сомнения. Молодой ученый, не долго думая, прошел в отверстие, имевшее форму римской цифры V, и стал спускаться в эту пещеру, а следом за ним стал спускаться и баронет.
В первый момент наши исследователи очутились в таких потемках, которые по сравнению с ярким светом снаружи не позволяли им ничего различать; но вскоре глаза их успели освоиться с этим полумраком, и тогда они убедились, что находятся, как они того и ожидали, в громадной глубокой яме, в самом кратере Ретикуса, воронкообразно уходившем вглубь и прикрытом над их головами, на высоте каких-нибудь трех метров или около того, сплошной крышей горы Тэбали.
Чтобы лучше убедиться в этом, Норбер Моони машинально достал из кармана спички и, чиркнув две или три сразу, поднял их высоко кверху, осветив верхний свод над своей головой. Огонь тотчас же отразился в потолке пещеры, что ясно доказало, что потолок этот, эта крыша, накрывшая кратер потухшего вулкана, был именно тем слоем литого стекла, над которым столько трудился Норбер Моони. Это было настолько несомненно, что даже баронет был этим поражен.
— Даю слово! — воскликнул он, — что это вся наша гора целиком, вместе со своим стеклянным пьедесталом как сладкий пирог с блюдом, переселилась на вершин; кратера и, точно заслонкой, прикрыла его!