Два начальника отрядов побежали в кочегарку за Пециком и за уликами этой преступной пьянки. Там события разворачивались стремительно. Они начали собирать его в ШИЗО, но он им с пьяной наглостью заявил: «Идите … а то сейчас будет бокс». Они его не послушали, и бокс действительно начался. Но так как начальники отрядов у нас тоже не последние кулачные бойцы, они вдвоём одолели Пецика, скрутили его и утащили в ШИЗО. По рации сообщили Турсуну об этом побоище и славной победе над Пециком. Недалёкий Турсун, непростительно для опытного сотрудника, явно сглупил. Давай смеяться и радоваться этой удачной победе над Пециком… Вот тут всё и началось.
Массовая драка с сотрудниками прямо в отряде. Сотрудники быстро сообразили, что не вывозить им одуревших от крепкой бражки зеков, и благоразумно ретировались в дежурку. Арбалета эта первая победа и месть за Пецика так воодушевила, что он был вне себя от радости. Он разделся по пояс и в гордом одиночестве пошёл в дежурку сдаваться. Но сдаться сразу не получилось. Там была смена, отношения с которой позволяли общаться просто, без официоза.
Об инциденте с Рыжим и о пьянке был информирован начальник колонии. Его приказ был неумолим (и, честно надо признаться, совершенно справедлив): всех закрыть. В дежурке Арбалет уже знал об этом приказе, смысла как-то отмазываться не было никакого. Но выпитый алкоголь окончательно помутил его разум, проспиртованная кровь бушевала во всём теле. Арбалету вдруг осточертели все эти уговоры и убеждения со стороны сотрудников. Он пошёл ва-банк: «Ну, попробуйте меня взять!» Тренированное тело его, закаленное во всяких лишениях и испытаниях, подчинялось ему на все сто процентов. Он выпрыгнул из окна дежурки, со второго этажа.
Стоя посреди плаца, совершенно уже опьяневший, он кричал операм: «Ну попробуйте взять!» Как это было по-детски бессмысленно, почти самоубийственно: выходить одному против целой смены сотрудников! Разве один на плацу воин?... Арбалета окружил десяток сотрудников, вооружённых дубинками и газовыми баллончиками. Все знали его, и он знал их неплохо. Они ещё раз попытались склонить Арбалета к добровольной сдаче. Он отказался. Зеки с ближайшего отряда, уставившись в окно, свистели поддерживали Арбалета как могли. Эта товарищеская поддержка ещё больше воодушевила его. Противостояние затягивалось, но бой был неизбежен. Сотрудники решили действовать: кольцо вокруг Арбалета сжималось. Иного выхода уже не было, и Арбалет ринулся на самого ближнего к нему сотрудника. Бой был скоротечен: короткая потасовка, а затем избиение. Опера быстро успокоили пьяного зека, сноровисто оглоушив его ударом дубинки сзади по голове. Арбалет потерял сознание. Очнулся он уже в ШИЗО: кричал Димыч через бронированную дверь своей камеры. «Э-э, брата, брата не трогайте! Перемочу всех!» Никто ему не отвечал, и Димыч начал пинать ногами в дверь, создавая ужасный грохот по всему ШИЗО. Весь изолятор проснулся от этих стуков и дружно присоединился к протестам разгневанного уральского богатыря. Еле-еле удалось сотрудникам успокоить взбунтовавшихся зеков.
Всю перепившуюся братву собрали в одну камеру. Последнего, Арбалета, торжественно внесли на руках расторопные опера. Вдоволь насмеявшись над этим весёлым приключением, все восемь человек наконец угомонились и завалились спать.
Утром, вся администрация, все маленькие и большие звёзды были на подъёме в ШИЗО. Всем было интересно посмотреть на эту восходящую плеяду звёзд бражного шансона. Тем более, что все, кроме Арбалета, занимали лучшие, хлебные, должности в лагере, и многие сотрудники были напрямую зависимы от этих зеков.
Дверь камеры распахнулась, и на пороге не успевшие ещё раскаяться во вчерашней пьяной бузе, ребята увидели: Начальника опер.части, зам по Р.О.Р., зам по воспитательной работе и ещё целую кучу оперов. Арбалет вышел первый и сразу огорошил начальника опер.части своей наглостью:
- Что за беспредел? Я спал, - доказывал он, - А ваши сотрудники ночью ворвались, подняли, инкриминировали какую-то пьянку, в которой никто не участвовал! Не было просто ничего. А ваши вытащили, избили. – Он разделся по пояс, демонстрируя следы от дубинок на теле, - и ни за что закрыли в ШИЗО. Я требую прокурора!
- Ага, сейчас. Иди в камеру, жертва произвола. – усмехнулся Начальник опер.части.
Отсидели все по 15 суток. Пецик, как всегда, сидел с выводом: каждое утро уходил работать, а ночевать возвращался «домой», в ШИЗО. Выделили им самую просторную камеру. После пятнадцати суток им дали ещё по 4 месяца ПКТ (помещение камерного типа).
Пецик, завёденным манером, невозмутимо курсировал между камерой и зоной. Сквозь «плотные» заслоны сотрудников он проносил всё: чай, сигареты, а в более удачные дни анашу или ещё что-нибудь потяжелей. Сокола, пока он сидел в ШИЗО, с должности старшего столовой сместили, но на его место поставили опять-же с четвёртого отряда «Комара». Он с первых же дней начал дружить с челябинской группировкой. Сам он был с Приморья, но парняга оказался неплохой, и его приняли в Уральское братство. Кормил он сидельцев досыта. Да и всегда работники столовой старались – чтобы не будоражить общественное мнение, - тех, кто сидел в ШИЗО кормить лучше, чем зеков в зоне. Так что сиделось нашим бунтарям вообще-то не плохо. Ну как же! Какие люди там невинно страдают, света белого не видят! Вот их и подкармливали. И грев (героин) с зоны шёл постоянно. В общем, отдыхали культурно участники застолья и ни в чём не нуждались. Вся зона о них заботилась. (Любит наш народ своих бузотёров! Всем ведь и самим хочется побузить, да – боязно).
Димыч, вышедший через 15 суток, всё время, поа Арбалет сидел, приходил вместе с начальником отряда и грел Арбалета передачами.
После ПКТ Арбалет вернулся в свой отряд. Встреча была тёплой, но Димыч не обрадовал Арбалета последними новостями: «Много сук развелось. Бегают к операм по поводу и без повода. Носят им всё, что разнюхают. Следят за всеми и доносят.»
Практически всех сук – тихушников вся зона знала в лицо благодаря предприимчивости Арбалета. Он угостил пару раз дневального штаба анашой. Потом они разговорились и оказались земляками. И вот земляк сообщал Арбалету, кто посещает опер.часть втихую. Обо всех коварных замыслах оперативников, обо всех «внезапных» шмонах было известно Арбалету. И в дальнейшем он всячески поддерживал эти отношения.
Пацаны со свободы постоянно приезжали на перекид: в начале месяца приезжали к Димычу, в конце – к Арбалету. Привозили всё, что было необходимо. Иногда перекидывали через кочегарку, иногда оставляли на расконвойке (за зоной). А те потом потихоньку заносили. Один раз не удержались и скрысили, то есть взяли чужое. Из четырёх мешков занесли в зону только два. Арбалет написал пацанам, что передали не всё. Те были в полном недоумении от содеянного. Приехали на трёх машинах на хоз.двор за зоной и переколотили всю расконвойку. Расконвоированные зеки с перепугу разбежались по местным лесам. Это стало известно начальнику опер.части.
Он прибежал в зону к Арбалету и Димычу: «Пишите маляву вашим отморозкам. Сообщите им, что груз получили полностью. Всё, что забрали эти уроды, я сам отдам. Пишите только. А то сейчас начнётся розыск этих беглецов. И, соответственно, кипишь поднимется не только до Челябинска, но и до Москвы».
Арбалет, чтобы разрядить эту напряжённую, угрожающую многим, ситуацию, маляву отослал. Пацаны уехали домой в Челябинск. Всё разрешилось, ко всеобщему удовлетворению, вполне благополучно. Все бегуны вернулись на хоз.двор. Но вся зона знала уже, что они засунули руки в чужие грузы. Начальник опер.части, чтобы их не избили в зоне, закрыл их в ШИЗО. Их долго там держали, а потом развезли по разным областям.
Выйдя из (повторного) ПКТ, Арбалет имел уже и заслуженную славу, и серьёзный авторитет в лагере. Последние месяцы он сидел один. А в одиночестве времени для решения жизненных проблем предостаточно: обо всём передумаешь.