Однажды Женя, начинавший уже почти по-братски заботиться о постоянных обитателях ШИЗО, выразил своё крайнее недоумение:
– Праздник на носу, а они (только так неопределённо и уклончиво мог упоминать он о своём начальстве) там (Женя ткнул пальцем в истекающий промозглой сыростью потолок) и не думают отпускать вас в отряд.
– Не волнуйся, Евгендос, – ответил ему из-за решётки Арбалет. – Нас ваши праздники не касаются.
– Как это не касаются? – возмутился Женя. – Все празднуют, а вы что, хуже других?
– Может быть хуже, а может быть – лучше. Время всё расставит по своим местам. – задумчиво и немного отстранённо вставил своё замечание Мягкий.
Но разволновавшийся Собака никак не мог успокоиться.
– Как же так! Вся страна будет праздновать, а вы будете здесь гнить?
– Не переживай, Евгендос! Мы и на свободе никаких «общенародных» праздников не отмечаем. – невозмутимо охладил братский порыв Собаки улыбающийся Арбалет.
– Что-то не пойму я вас, ребята.
– Всё просто, Евгендос, мы – русы-арийцы, и согласно нашим законам, обязаны жить своим умом, то есть так, как завещали предки. – поучал Арбалет своего зарешёченного собеседника. – А все официальные праздники в нашей стране носят откровенно дурацкий характер.
– Как… дурацкий характер? – совсем опешил пришедший в крайнее изумление Женя.
– Ну, вспомни, гражданин прапорщик, когда-то все организованно отмечали коммунистические праздники, сейчас их все забыли, то есть наплевали и н а праздники и на самих себя. Теперь вся страна во главе с толстобрюхими пастырями празднует христианские праздники, но очень скоро твои дети убедятся в том, что всё христианство – это ловкая иудейская провокация, и им придётся отказаться и от теперешних праздников.
– А восьмое марта?! – Женя Собака, видимо, очень уважал женский пол.
– Увы, Евгендос, это тоже иудейский праздник, только называется он на «8-е марта», а пурим. В древние времена при одном незадачливым персидском царе по наводке пронырливой иудейки по имени Эстер было перебито 60 тысяч совершенно невинных людей, а иудеи бегали и помечали дома своих жертв. Вот это и празднуется ими (и вами почему-то) до сих пор.
– А Клара Цеткин и Роза какая-то… забыл?
– Они просто решили в своём кругу, зачем они, иудеи, будут одни праздновать свой пурим, пусть и всё пустоголовое человечество отмечает их праздник вместе с ними. Так что европейские народы совершенно напрасно считают себя самыми просвещёнными и умными. На деле они, приняв Христианство, оказались глупее всех, и когда-нибудь им придётся жестоко расплатиться за своё легкомыслие и чванство.
– Ну ладно, Арбалет, чёрт с ним, с восьмым марта. Но День-то Победы – Великий праздник?!
– Это для вас, Евгендос, День Победы – праздник, а для нас, русов-арийцев, это день Скорби.
– Почему?
– Потому что гибель тридцати миллионов – это не Победа, а поражение. Тем более, что наши предки-победители забыли, Чьи они потомки и не отомстили своим врагам. А сейчас как дети наивные удивляются, почему это все побеждённые с таким удовольствием пинают их под зад при каждом удобном случае.
– Выходит, – вздохнул Женя, – праздников у нас вообще нет.
– Для кого-то праздники есть. – поправил его Арбалет. – Все праздники придуманы для лавочников и торгашей. Вот они сбывают вам всякий застарелый и залежавшийся хлам, позолоченные цветочки и радуются. У них – праздник.
– Ну и дурак же я! – воскликнул вдруг просветлённый арбалетовским знанием Собака. – назанимал денег на две своих получки и всей родне подарков к празднику накупил. Где вы раньше-то были, ребята?
– У тебя в ШИЗО, Евгендос, посиживали. – рассмеялся Мягкий.
– Вам смешно, а мне – долги отдавать. Что делать?
– Иди на базар, дубинку и револьвер продай, глядишь, и вернёшь долги. – добивал общего приятеля всё более веселеющий Мягкий.
– Вам хорошо: ни забот, ни хлопот. А тут не знаешь, как выкрутиться. – проворчал Женя Собака и закрыл проскрежетавшую с муторным садизмом броню.
Когда наши герои оказались одни в закрытой камере, Мягкий заговорил сразу, как бы в продолжение предыдущего разговора:
– А знаешь, Арбалет, когда мне на суде прокурор зачитывал обвинение, там было сказано, что однажды при исполнении Государственного гимна я не встал вместе со всеми, а вышел из помещения, проявив «неуважение к государственным символам».
– Ну, и что?!
– А то, что это означает, что они специально следили за мной и выжидали удобного момента, чтобы подсунуть «товар»… И причём здесь «неуважение к гос.символам», если я пошёл в буфет хлопнуть без очереди рюмку коньяка?
– Не расстраивайся, Мягкий, может твоё дело пересмотрят.
– «Надежды юношей питают», а я Арбалет, в чудеса давно не верю. И гимн надо было уважить.
– А его-то уважать как раз и не за что.
– Ну, ты, Арбалет, сегодня в ударе. А если Евгендос подумает и побежит в опер.часть?
– Нет, Андрей, Собака – друг человека, к тому же теперь ему о долгах думать надо. Две собачьи зарплаты – это не шутка. – и наши друзья, привыкшие на свободе считать деньги чемоданами, весело рассмеялись. Потом Мягкий продолжил разговор.
– Так что ты думаешь о новых государственных символах?
– Все они носят тоже вполне идиотский характер.
– И как это понимать?
– Очень просто. Двуглавого византийского орла сбросили вниз обеими башками, а мы подобрали этот символ незнания своего пути и водрузили на своих вершинах. Поэтому и мечемся туда-сюда, смотря какая голова перетянет. К тому же этот урод был много столетий родовым гербом маркизов де Сад. О трёхцветном флаге… Ты, Мягкий, был в «уральской молнии»?
– Конечно был, и не раз.
– Сколько там наверху красно-сине-белых флажков развешено?
– Точно. Много.
– Более десятка. А это значит, что мы сейчас – не вполне самостоятельное государство, а так, племя человекообразных обезьян, хватающих и забавляющихся всякой яркой вещицей. Сначала такой флаг был у задрипанного маленького как напёрсток германского княжества, потом озаботились Франция и Голландия, и пошло-поехало. А Россия вообще привыкла любую наживку бездумно заглатывать. Когда этот трёхцветный флаг висел по всей стене в штаб-квартире Валерии Ильиничны у речного вокзала, он имел какой-то смысл, а когда он украшает кабинеты всех наших продажных чиновников… Ну, ты сам должен понимать. Кстати, пятиконечными звёздами во времена Царя Соломона иудеи клеймили рабов. Все Бронштейны и Бланки это всегда знали, а Ивановы и Петровы до сих пор даже в «Очко Дьявола» не удосуживаются посмотреть трезвыми глазами. Впрочем, и пяти- и шестиконечные звёзды – это только мистическая отрыжка древних каббалистических обрядов. Главное не знаки, а направление, куда и с кем мы идём.
– Арбалет, мне-то прилепили неуважуху к гимну.
– О гимне – особый разговор. Если мне кто-нибудь укажет хоть одну страну, где бездарные и подлые придворные холуи столько раз переделывали свои напыщенные и откровенно глуповатые тексты под любую, даже самую поганую антинародную власть, я ещё подумаю…
– А я знаю, что таких стран в мире больше нет.
– Вот именно.
– Значит, Арбалет, мы с тобой сейчас займёмся созданием государственных символов будущей Великой Руси.
– Ты опоздал, Андрюша, эти символы…
(Тут, дорогие читатели, мы вынуждены остановиться, так как дальнейший разговор Арбалета и Мягкого носил настолько секретный характер, что мы сами о нём ничего не знаем и, следовательно, поведать что-то определённое об этой тайной беседе нем нечего).