В выпуске первого тома парижского издания под названием "Дни Турбиных" ("Белая гвардия") писатель не принимал участия. Печатали но тексту журнала "Россия". Второй том под тем же названием выходил уже с участием автора, который представил издательству выправленный им текст.
К сожалению, исследователям долго не удавалось обнаружить ни одной страницы рукописного или машинописного текста "Белой гвардии". Но в 1991 году была найдена И. Владимировым авторизованная машинопись окончания "Белой гвардии" с обширнейшей правкой Булгакова общим объемом около двух печатных листов!
При проведении экспертизы найденной рукописи мне удалось установить, что она как раз и является тем самым окончанием последней трети романа, которое готовилось Булгаковым для шестого номера журнала "Россия". Именно этот материал был сдан писателем редактору "России" И. Лежневу 7 июня 1925 года. В этот день Лежнев написал Булгакову записку: "Вы "Россию" совсем забыли. Уже давно пора сдавать материал по №6 в набор, надо набирать окончание "Белой гвардии", а рукописи Вы не заносите. Убедительная просьба не затягивать более этого дела". И в тот же день писатель под расписку (она сохранилась) передал окончание романа Лежневу.
Любопытная деталь: найденная рукопись "отпала" именно от архива И. Лежнева. И сохранилась она, видимо, только потому, что известный редактор, а затем сотрудник газеты "Правда" Исай Григорьевич Лежнев использовал рукопись Булгакова как бумажную основу для наклейки своих многочисленных статей, вырезанных из газет. В таком виде рукопись и была обнаружена.
При этом выяснились и другие важные подробности. Так, найденное окончание романа не только существенно отличается по содержанию от парижского варианта, но и значительно острее в политическом отношении (явно просматривается стремление автора найти общее между петлюровцами и большевиками). Подтвердились и догадки о том что рассказ писателя "В ночь на 3-е число" является составной частью "Белой гвардии". Четко установлена прямая связь романа с другими рассказами Булгакова.
Возникает вопрос: не следует ли в таком случае признать, что перед нами текст "Белой гвардии", который в случае выхода в свет шестого номера журнала "Россия" стал бы основным, каноническим?
Не будем пока спешить с окончательными выводами, поскольку в рукописном наследии Булгакова еще существует много тайн. Дело в том, что некоторые булгаковеды, работая с архивом писателя на дому у Е.С. Булгаковой, видели, изучали и конспектировали огромную по объему рукопись "Белой гвардии". Прислушаемся к их мнению. Вот что пишет опытнейший булгаковед Л. Яновская:
"В домашнем архиве Е.С. Булгаковой хранилась и вторая корректура 6-го номера "России". Здесь, в набранной уже полностью третьей части романа (выделено мною. - В.Л.), шла чрезвычайно интересная, густейшая правка последних глав: обширные - крест-накрест, "конвертом", страницами и полустраницами - вычерки; небольшие связующие вставки; стрелки, перемещающие абзацы... Роман заканчивался известными читателям строками с упоминанием звезд и характерным для рукописей Булгакова словом "Конец" // Архив Е.С. Булгаковой сохранился не полностью, и местонахождение этого творческого документа в настоящее время неизвестно" (См.: Комментарии к роману "Белая гвардия" в издании: Михаил Булгаков. Избранные произведения, т. 1, 1989, с. 747).
Действительно, этой рукописи в фонде писателя нет, хотя в первичной описи архива она значится! И до тех пор, пока эта важнейшая рукопись не будет найдена, едва ли есть смысл говорить о каноническом тексте романа. Поиски продолжаются...
* * *
Первые годы жизни в Москве, несмотря на тяжелые бытовые условия, были для писателя исключительно плодотворными. Работал он одновременно над несколькими произведениями, из которых выделяются его крупные повести "Дьяволиада", "Роковые яйца" и "Собачье сердце". Некоторые исследователи даже склонны считать, что эти сочинения на злобу дня как бы "заместили" собой последующие части задуманной писателем трилогии. Но если в этом и есть доля истины, то очень небольшая. Ибо повести на современную тему никак не могли "заместить" собой события, которые происходили в Киеве с февраля по август 1919 года и на Северном Кавказе в последующие месяцы. Другое дело, что наблюдаемая Булгаковым жизнь в "красной столице" в значительной степени подтверждала многие его опасения относительно перспектив российского бытия в условиях "революционной демократии". Об этом он писал в своих повестях и рассказах, переходя часто грань "дозволенного". И сознавал это, и страшился. Так, в ночь на 28 декабря 1924 года он записал в дневнике: "Вечером у Никитиной читал свою повесть "Роковые яйца". Когда шел туда, ребяческое желание отличиться и блеснуть, а оттуда - сложное чувство. Что это? Фельетон? Или дерзость? А может быть, серьезное?.. Боюсь, как бы не саданули меня за все эти подвиги "в места не столь отдаленные".
Чувство опасности вообще было развито у Булгакова в высокой степени, однако стремление высказаться на важнейшие темы бытия было непреодолимо. Тем более что начало в этом направлении было уже положено в вышедших частях "Белой гвардии". Писатель почувствовал в себе силу и уверенность. Мысли его, постоянно возвращавшиеся к роману, вполне понятны: его интересовали не только оценки художественных достоинств "Белой гвардии", но и отношение читающей публики (самой разнообразной, в том числе и зарубежной) к реализованным в произведении, пока лишь в первых его частях, авторским замыслам. О некоторых из них, хотя бы вкратце, необходимо сказать.
Начнем с вопроса о "социальной революции" в России. Столь категорично, резко отрицательно, как он это сделал в "Грядущих перспективах", Булгаков высказываться, естественно, не мог. И все же автор сравнивает события, происходящие в России, с бессмысленным и жестоким бураном, сметающим все на своем пути. Это видно уже из первого эпиграфа к роману "Белая гвардия", взятого из "Капитанской дочки":
"Пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.