– Грабёж! Спасите! Режут! Тат!
Караван идёт через земли обжитые, жизнь идёт от чрева матери к могильному чреву, солнечный диск идёт по небосклону с восхода на закат. Листья падубов шелестят над головами караванщиков, или солнце палит нещадно, когда тащится караван от одной опушки до другой, через широкие поля. Ах, как прекрасны пажити и рощи в начале лета! Свежая зелень дружно колосящейся озими радует глаз. Головные повозки каравана, послушно следуя за литым крупом Никодимова коня, уже втянулись под полог вековой дубравы, в то время как охвостье ещё пылит по полевой стезе. Пыль, воловий мык, колёсный скрип, пропитанные потом рубахи. За караваном следует черниговская дружина. Летний зной заставил латников сложить доспехи на обозные телеги. Размякло воинство, дремлет в седлах. Замыкает шествие воевода Дорофей. Златогривый Колос носит своего всадника из начала каравана в конец, а из конца снова в начало.
– Эй, Каменюка! Всё ли ладно, старинушка? – кричит Твердята в голове каравана.
– Всё ладно! – отвечает новгородский воевода.
– Эй, Дорофей Иоаннович! Всё ли ладно? – ревет Демьян Фомич, возвращаясь к последним телегам обоза.
– Ладно! Отставших нет! – откликается черниговский боярин.
И снова скачет Твердята к голове каравана. Жарко всаднику, жарко коню. Скучен путь по мирным пажитям и давно уж, с самого утра, не видел Твердята Тат. Чем занята? Где-то запропала? Почему отстала, вдруг ли? Ах, вот и она! Вот её шаль цвета сохлых трав мелькает в густой тени дерев. Но зачем дева спешилась? Зачем медленно идёт, зачем крадётся вдоль лесной опушки? Зачем взяла в руки лук? Нешто надеется оленёнка подстрелить? Или узрела в густом подлеске неосторожных птенцов перепёлки?
Внезапно Тат обернулась к нему, глянула пронзительно фиалковыми очами.
– Аппо! – проговорила она, указывая в лесную чащу. – Аппо сгинул в чаще. Его забрали злые люди.
Твердята окинул взглядом вереницу повозок. Заслышав грозные его окрик, затрепетали на дубах листочки:
– Апполинария не вижу. Где Миронег? Эй, паря!
Колос сам знает, куда нести своего всадника. Вот она, головная телега, крытая рогожами. Там в мешках пересыпаны полынным семенем связки отменно выделанных соболиных шкур. Вот смурной возница – уроженец муромы. Вот его пегие кони, тяжёлые на ногу, но выносливые. Здесь, неподалеку с утра трюхал пегий мерин, с родичем Владимира Всеволодовича на спине. С утра трюхал, а ныне – будто волки съели.
– Где Миронег? – сурово спросил Твердята.
– Да тут он! – отозвался Каменюка, оборачиваясь. – Был! Куда же делся? Эй, Грошутка! Не видал ли Апполинария?
– Останавливай караван! Гей, Голик! Чай заснул, мурома! Сто-о-ой! Тат!
Тат шла к ним от леса, держа в вытянутой руке, на отлёте клок рыжеватых, побитых сединой волос.
– Видать, кто-то сдёрнул со старцевой башки волосья, – уныло пробормотал муромчанин Голик.
Тат, ни слова ни говоря, достала из котомки гнутый, кованый обруч. Твердята поначалу принял находку половчанки за обычную гривну – девичье украшение. Однако вместо обычного медного диска с чеканным ликом солнца или птахи, или вскинувшего морду скакуна, на обруч было нанизано изваяние странного пузатого, кривомордого существа – неказистый кусок обожжённой глины, сатанинский амулет. Тат невозмутимо поднесла находки к самому лицу Твердяты.
– Смотри, Деян! Понюхай! Они пахнут кровью и человечьим пометом! – прошипела она. – Аппо пропал. Его унесли демоны леса.
Караванщики из-за спины Твердяты рассматривали странные находки.
– Гляди-ка, дядя! – бормотал Грошутка-новгородец, истово крестясь. – Не дьявольские ли плутни? Смотри!
– Нечего смотреть! – взревел подоспевший Дорофей, воевода черниговский. – Надо вызволять святого человека.
– Я поведу, – сказала Тат. – Идите след в след. Самбырэу, тынчэу, рэхьатэу. Пшы!
– Она просит ступать тихо, не шуметь. С нами пойдут десять человек, – перевёл Твердята. – Остальным – стеречь караван!
– Экий срам! – воевода Дорофей досадливо сплюнул. – Над нами начальствует половецкая баба, рабыня!
– А как же твой земляк, божий человек? – ехидно поинтересовался Твердята. – Нешто оставишь его на съедение нетопырям? Всем молчать! Вшей не гонять, носами не сопеть!
Демьян осторожно раздвинул ветви густого подлеска. Жёлтая шаль Тат мелькала между стволов. Твердята поспешил следом. Под кронами дубов царила полная тишина – ни птичьего щебета, ни звериной возни. Твердята нагнал Тат, отстегнул от поясного ремня булаву. Половчанка обернулась, глянула на его оружие, шепнула с усмешкой:
– Лучше найди дубину подлиннее… Они там, впереди, прячутся, боятся нас…