Не было гигантского зарева внезапно вспыхнувшего пожара. Не было столбов чадного дыма.
Нет. Отец Флатис действовал расчетливо и скупо, бережно тратя каждую кроху магической энергии. Он действовал так, как его некогда, давным-давно, учили в Академии магов. А там учили на совесть, выковывая из податливого материала будущих боевых магов.
Шестеро из восьми всадников вздрогнули всем телом и ничком упали на крупы своих лошадей, где задержались ненадолго, тяжелыми кулями свалившись на землю, и застыли в полной неподвижности навсегда. Только очень приметливый человек смог бы заметить, как на короткую долю секунды засветились глаза жертв. Засветились и тут же угасли. Шестеро умерло мгновенно. Нельзя жить, когда твой мозг и твое сердце превратились в комки раскаленного пепла. Смерть быстрая и милосердная.
Шестеро лежали на промерзшей каменистой пустоши.
Трое неподвижно. Еще трое — ниргалы — дергались всем телом, судорожно взмахивая ногами и руками. Страшное зрелище. Натужный скрип доспехов, невнятный хрип, впившиеся в снег пальцы и трясущееся в агонии тело. Пропитавшая их тела магия еще не успела смириться со смертью и пыталась залечить повреждения. Пострадай только сердце — вполне возможно, что ниргалы смогли бы подняться вновь. Но с выжженным мозгом… это уже окончательно. Тела еще жили, но их души уже давно отправились на суд Создателя.
Двое оставшихся в живых всадников среагировали мгновенно. Два панических вскрика, резко натянутые поводья — и вот два всадника уже скачут прочь, причем в разные стороны.
Отец Флатис мягко ступил вперед за ворота. И в то же время у лошадей подогнулись ноги, и на полном скаку они грянулись оземь, увлекая за собой наездников. Священник, не задумываясь, принес невинных животных в жертву. И в этот момент в уголках рта появились горькие складки — о лошадях отец Флатис сожалел куда больше, чем об их всадниках.
Дикий, преисполненный боли крик взвился над бесплодными землями. Один из мужчин катался по снегу, обеими руками держась за выгнутое под неестественным углом бедро. Другой, не тратя время на крики, тяжело поднялся на ноги и шатающейся походкой поковылял прочь, на ходу сплевывая кровь, обильно сочащуюся из разбитых при падении губ. Его походка была нетвердой, человека мотало из стороны в сторону, но он упорно делал шаг за шагом, с трудом удерживая равновесие. Жажда жизни неистребима…
— Остановись, — властно велел седой священник, обращаясь к пытающемуся скрыться незнакомцу.
Тщетно. Тот не внял приказу.
Повторять священник не стал. Мгновение, и над пустошью витало уже два пронзительных крика, а по снегу каталось два скрюченных тела. Больше никто никуда не побежит. У одного сломано бедро. А другой отбегался навсегда — не сильно походишь, когда твои колени превратились в пепел.
Восемь всадников повержены. Шестеро мертвы, двое жестоко искалечены. А старый священник за все время схватки сделал не больше двух шагов и ничуть не запыхался.
Медленно шествуя вперед, отец Флатис приближался к двум вопящим от непереносимой боли людям. И что-то настолько грозное читалось во взоре старика, что сразу становилось ясно — это идет Искореняющий Ересь.
Один из поверженных и искалеченных противников дернул рукой к груди, срывая со шнурка небольшой кожаный мешочек. Сорвать сорвал, но воспользоваться его содержимым не успел — пережженная в локте рука бессильно повисла, а человек зашелся в еще более страшном крике, с ужасом глядя на жестоко изуродованную конечность, от которой струилась струйка дымка, несущего с собой запах сожженной плоти.
Не остановившись на этом, священник шевельнул бровью, перевел взгляд на другого несчастного, уничтожая и его локти. После чего не забыл «позаботиться» и о последнем локте первого, таким образом превращая обоих в окончательных калек. Люди корчились в окровавленном снегу с пережженными ногами и руками. Им уже никогда не подняться, но они все еще могли говорить.
Разомкнув плотно сжатые губы, отец Флатис бесцветно произнес:
— Я не дам вам убить себя или послать весть своему хозяину. Вы оба в моей власти.
— Так убей нас! — истерично завопил один из них, глядя на священника налитыми кровью глазами. — Убей нас, святоша! Все равно нам не жить!
Другой лишь мог выть от боли, словно обезумевшее животное.
— О, — усмехнулся священник, — вы обязательно умрете. Несомненно, умрете… но не сразу. Сначала мы поговорим.
— Мы ничего тебе не скажем, проклятый святоша! Ничего!