Мужчина был очень хорош собой. Там, в переулке, слишком напуганная и сбитая с толку, я не смогла подробно разглядеть его. Зато сейчас мне предоставилась такая возможность. Черты лица его были грубоватыми, будто высеченными из камня. Он словно состоял из чётких линий. Во всём. В том, как двигался или говорил. Как смотрел исподлобья, будто считал меня врагом. И от этого захватывало дух.
– Снимай куртку и обувь.
– Хорошо.
– И я не понимаю, как тебе в голову могла прийти мысль оставить меня после того, что произошло.
– Я был бы поблизости. Как обычно.
Итак, ответ на главный вопрос, который я смогла сформулировать только сейчас, у меня был. Незнакомец обычно был поблизости. Уже кое-что. Зачем он находился рядом, я пока не знала, но собиралась узнать.
– И ты ранен, – призвала я на помощь последний довод, сама не понимая, почему мне так нужно, чтобы он остался в моей квартире.
В ней редко бывали гости. А о том, чтобы пригласить к себе домой мужчину, я даже не задумывалась. Но сейчас, когда рядом был незнакомец, который смотрелся здесь слишком чужеродно, но в то же время – абсолютно закономерно, мне хотелось, чтобы эти мгновения продлились как можно дольше.
Он внимательно посмотрел на меня, как будто размышлял, сказала я величайшую глупость по незнанию или намеренно, после чего стёр кровь с лица, и я охнула. От глубокого пореза, пересекавшего правую щёку, почти не осталось следа.
– М-м-м, ясно, – протянула я, не зная, что ещё добавить. Мои подозрения о том, что незнакомец принадлежит какому-то другому миру, подтвердились, но это не только пугало меня, но ещё и завораживало. Он стоял в моей крошечной прихожей, заняв собою добрую её половину, держал в ладонях свои клинки и ждал. А у меня совершенно не было опыта в подобном, и я судорожно размышляла о том, что мне стоит делать дальше. Наконец, наскоро стащив пальто и сапоги, я прошла в кухню, где принялась ставить чайник на плиту трясущимися от холода и нервного возбуждения руками.
– Ты мне хоть имя своё скажешь? – крикнула я в сторону прихожей, но когда обернулась, поняла, что незнакомец бесшумно вошёл в кухню следом за мной. Если он будет так подкрадываться, я могу получить сердечный приступ раньше, чем узнаю, как его зовут.
– Киаран, – после паузы, которая показалась мне слишком долгой, наконец представился он, переводя взгляд с меня на обстановку кухни, будто хотел убедиться, что в шкафчиках не прячется новая опасность.
– А я – Эстель.
– Я знаю.
– Откуда?
– Просто знаю и всё.
– Хорошо. Ты давно за мной следишь?
– Давно.
Он ответил совершенно спокойным тоном, будто мы говорили о погоде, а не о том, что рядом со мной в последнее время находился какой-то чужак, о котором я даже не подозревала.
– Ясно. Почему делал это незаметно?
– А зачем попадаться тебе на глаза?
Я вздохнула и отвернулась, принимаясь готовить чай. С последними словами спорить было глупо. Наверное, он и вправду не имел причин заводить со мной более близкое знакомство, и если бы не случившееся в переулке – так и наблюдал бы издалека. И от этого я испытывала досаду.
– Наверное, нет смысла надеяться, что ты расскажешь мне всё, – отставив чайник, я повернулась к Киарану и внимательно всмотрелась в его лицо, будто хотела не разглядеть его образ, а впитать.
Он не ответил, лишь отрицательно помотал головой.
– Хорошо. Расспрашивать не стану.
Я взглянула за окно, и тут же охнула, вспомнив, что вышла из магазинчика на десять минут, которые уже превратились минимум в час.
– Извини, я отойду позвонить.
– Что?
– Мне нужно сообщить напарнице, что сегодня я не вернусь.
– Хорошо.
– Ты всегда такой неразговорчивый?
– Всегда.
Покачав головой, я кивнула на стул и предложила:
– Присаживайся. Я скоро вернусь.
Выслушав нотации Одри и мысленно отмахнувшись от её претензий, я положила трубку и посмотрела на себя в зеркало, словно рассчитывала найти у своего отражения ответы на мучившие меня вопросы. Итак, я привела домой совершенно незнакомого мужчину, который, скорее всего, оказался на Земле, прибыв из другого мира. Абсурдные мысли и не менее абсурдная уверенность в том, что ещё неделю назад я считала нереальным, теперь казались абсолютно закономерными. Что изменилось сейчас? И почему мне так хочется быть сопричастной тому, другому миру, который так ярко представал перед моими глазами, когда я открывала страницы той книги?