Прозябали мы вполне себе комфортабельно. Воодушевленные примером одного пройдошистого дядечки, мы не стали метаться по окраинам столицы или сидеть в лесу, а довольно быстро сняли домишко в дачном кооперативе «Глухомань», что в двадцати километрах от Москвы.
По поводу съема жилья в этой «Глухомани» было вольготно: море пустующих дач и десятки предприимчивых хозяев, желающих сдать их на время кому угодно (гастарбекам-таджибайтерам, цыганам, нобелевским лауреатам – неважно).
Мы, однако, сняли для себя усадебку с бабусей: Федя сказал, что это оптимальный вариант в плане безопасности и информационной защиты. Пустующие усадьбы всегда вызывают подозрения, при проведении разного рода разыскных мероприятий их осматривают в первую очередь. А хозяйка, которая всех в этом районе знает, если ее расположить к себе, всегда «отмажет», прикроет, предупредит и так далее.
Главное здесь – правильно подать себя. Подстроиться под хозяйку, нащупать заветные струнки ее души, расположить к себе.
Легенда для бабуси была простая (я придумал – с ходу, буквально «навскидку»): мы – беглые русские из Молдавии, жертвы полицейского режима. Приехали на историческую родину и оказались на чужбине: нет для нас места в некогда русской столице, она оккупирована иноземцами и насквозь пронизана коррупцией. А еще за нами охотятся чаушисты – это такие новомолдавские киллеры, которые отлавливают беглых русских, где бы они ни находились. Они имеют обыкновение загребать жар чужими руками, так что знайте: если вдруг тутошний участковый начнет проявлять нездоровый интерес – вот это самое оно и началось.
Весело, да? Я тут подумал: вот этот бред – он не так уж сильно отличается от реальности. Мы беглые, можно сказать, жертвы тоталитарного режима, использующего кавказдюков как буфер между собой и народом, и помимо органов нас ищут жаждущие мести родственники убиенных на поляне джигитов.
В общем, почти все – в тему, ну, разве что мы не совсем из Молдавии: Аммиачинск у нас несколько в другой стороне.
Итак, мы путем натуральной селекции выбрали подходящую бабусю и зажили простецки, но нескучно в доме на четыре комнаты: в одной хозяйка, в другой Федя с Ленкой, в третьей мы с пацанами.
Четвертая комната – зал общего доступа, с древним телевизором «Таурас», черно-белым, но удивительно четко показывающим три десятка каналов (проникновенное изгойское спасибо рукодельной жмуди – без вас мы бы сдохли от информационной блокады!). Здесь мы иногда устраиваем комьюнити с бабкой, или попросту – чаевничаем. Бывает даже, что она стряпает жирный «хворост», если у нас есть настроение помочь ей в этом непростом деле. Хворост съедобен, только будучи горячим, когда он остывает, его можно использовать как орудие убийства – «хвостики» получаются твердые и очень острые.
Зовут нашу бабусю Надей, участок у нее по дачным стандартам просто огромный, доставшийся в наследство от безвременно почившего брата, который был главврачом в поликлинике расположенного неподалеку городка (большой человек по местным меркам).
Помимо дома на участке есть летняя кухня с банькой, просторный сарай в глубине двора с широкими распашными воротами, ненужный теперь уже навес дровяника (когда кооператив закладывали, вокруг простирались бескрайние леса) и, как водится, примыкающий к дровянику монументальный сортир из дубовых плах.
С хозяйкой нам повезло. То ли моя легенда подействовала, то ли просто человек устал от одиночества – но к нам она относится очень тепло. Особенно к Ленке. Такое ощущение, что она чувствует Ленкино горе, понимает, что совсем недавно у нее была великая беда, боль от которой еще не выстрадана в полной мере...
В общем, тетя Надя принимает Ленкино состояние близко к сердцу и всеми фибрами души ей сопереживает.
Пользуясь недавним положением ныне усопшего брата, наша бабуся регулярно лечится – и по делу, и по мнительности, а порой и просто от скуки. За три месяца она раз пять ложилась на обследования и разнообразные курсы лечения, останавливаясь при этом у племянницы (дочери брата) на три-четыре дня, иногда и дольше.
Сами понимаете, для нас это весьма удобно. Жаль только, что она не глухая и видит как ястреб – приходится о делах болтать шепотом, маскироваться и, вообще, всячески соблюдать осторожность. Правда, островидение компенсируется ограниченной подвижностью: она ходит с костылями, передвигается медленно и с трудом нагибается.
Это обстоятельство позволило нам кое-что выкопать в подполе: судя по всему, туда много лет никто не спускался – так что Федя, проанализировав ситуацию, решил на досуге развлечь нас прикладной монтекрысючестью. Знаете, наверно, был такой тюремный монтекрыс – он длиннющий лаз прогрыз, а потом врагам устроил сюрприздячий парадиз.