— А сырье для него есть? Ну картриджи, макроматериал или что-то там?
— Сырья тут навалом, — голос парня дрогнул, просквозила в нем какая-то странная печаль. — Тут скорее не прачечная, а фабрика по переработке… — он запнулся, кадык дёрнулся вверх и вниз, и всё-таки закончил: — Одежды тех… ну кого казнили здесь.
— Я понял.
Прикатил из основного зала сетчатый контейнер, доверху набитый разноцветным шмотьём. Начал сваливать на ленту транспортёра. Чего тут только не было — брюки, джинсы, шорты, платья и кофточки в цветочек и горошек, простецкого покроя и явно из дорогущих бутиков, какого-то немыслимого фасона, с рюшечками, оборками, пуговицами всех форм и размеров, даже отделанных блестящими камешками. Но всё уже превратилось в хлам, перепачканный кровью, мочой и дерьмом. Перед мысленным взором вспыхнул обезглавленный труп той старушки на платформе перед рамой с безжалостным лезвием.
— А что они детей тоже того… казнили? — я помял в руках крошечную кофточку в трогательных синих цветочках, и розовый комбинезончик с вышитым на нём смешным лопоухим зайцем.
— А то? — Прохор бросил на меня быстрый взгляд, в которой сквозило явное удивление. — Конечно. Они ж за родителей мстить будут. Чего ты не понимаешь?
— Да всё я понимаю! — швырнул детскую одежду в сторону, в сердце больно кольнуло, отдалось в руку. — Мерзавцы, дети-то в чем виноваты? Уроды.
— Ты это… Какие погоны хочешь — генеральские или полковничьи? — поинтересовался Прохор, явно пытаясь отвлечь меня от гнетущей темы.
— Полковничьи. Мне чужого не надо.
— А чего ты такой молодой, а уже полковник?
— Ну как молодой? Тридцать семь мне. А полковника я в тридцать три получил. Спас одного парня. Р-родитель его — большая шишка был. А так гулять мне в майорах до самой смер-рти.
— А чего так?
— Не люблю задницу начальству лизать. Вот почему. Поэтому и присоединился к проекту Артура Никитина. Там я сам был себе голова, учил моих «красных соколов» пилотировать спейс-файтеры и звездолёт, который мы на орбите собирали.
— Я слышал об этом. А звездолёт-то зачем?
— Прохор, ну ты прямо как вчера р-родился, — подошёл к нему, наблюдая краем глаза, как транспортёр тянет наваленный хлам, жадно затягивает внутрь. И перемигивается светодиодами, словно чудище, довольное, что его накормили чем-то вкусным. — Нам надо было развернуть в космосе ловушку, которая бы остановила гамма-лучи от Сверхновой. Эту ловушку создал Никитин.
— А говорили, что фигня это всё. Никакой опасности нет.
— Идиоты говорили. Ты что сам не видишь как климат изменился? Была жарища, а сейчас всё в норму пришло. Потому что я на звездолёте туда слетал и установил эти ловушки. Понял?
— Ну и что? Было жарко, стало прохладней.
Мне захотелось его убить. Столько сил угробить на то, чтобы спасти гребанное человечество от гибели. И на тебе. Вместо благодарности — а зачем ты это сделал? А надо ли было это делать? Бл…
— Ладно, Прохор, давай быстрей делай эту х… — я уже начал терять терпение. — Времени у нас в обрез.
— Вставай в первую кабинку. Мерку сканер снимет и всё готово будет.
Скинув барахло, которое ребята сняли с убиенного охранника, я вступил в кабинку. Зажглись голографические экраны, на моё тело словно опустилась мерцающая зелёным сетка. Справа побежали, быстро сменяясь, цифры.
Конечно, свою внешность мы переоцениваем, но всё говорили, что выгляжу я реально моложе своих лет. Лет на тридцать. Выправка военная, выпуклые грудные мышцы. Кроме рельефных бицепсов, мощные предплечья и тонкие запястья, прямо как у аристократа — бабы балдели от такого сочетания. Кубиками на животе я похвастаться не мог, наоборот живот отрастил. Да и фиг с ними.
Всегда удивляло, как мало я походил на отца. У того была типично славянская внешность — роста небольшого, коренастый, круглое и румяное лицо с носом-картошкой, прямые русые волосы, водянистые глаза. А мне кто-то подмешал еврейской крови — лицо вытянутое, рыжие кудряшки. Нос с сильной горбинкой придавал вид хищной птицы, орла-беркута. Любил я этих свободолюбивых сильных птиц и позывной выбрал именно такой.
Хотя вниманием прекрасного пола обделён не был, жениться и обзавестись детьми не успел — профессия опасная, да и не смог я найти женщину, от которой хотел бы иметь наследника. Ну, кроме Мизэки. Но она предала меня, её прежняя жизнь для неё важнее оказалась, чем чувства ко мне. Но оставила она такую занозу в сердце, что вырвать не смог никакими силами. Мучила меня эта боль, нарывала, как старая боевая рана. А если бы у нас с ней был бы сын? Узкоглазый, но с соломенными кудрями и горбатым носом. Смешно. И передёрнулся от мысли, что вот такой пацан, с цыплячьей шеей лежал бы на той страшной платформе, а на него летело бы беспощадное лезвие. Уроды, просто ублюдки.