Шли молча, видно каждый думал о своём. Тропа, смахивающая на ту, что протаптывает народ между сугробами в снежную пору, разделяла выросшие по стенам глиняные холмики. Часть их заканчивались длинными щелями или провалами. Один из них превратился в глубокий колодец, в который я чуть не ухнул, но Прохор успел подхватить меня.
Мы по щиколотку, а где и по колено, увязали в грязи цвета отстойного кофе. Сквозь бугристые неровные стены выступила роса, словно бисеринки пота на коже. Тяжёлый сырой смрад царил здесь, заставлял дышать глубже, но не вдыхать носом. Запашок витал премерзкий, плесени, гнилья, водорослей — они откуда тут взялись? А, теперь я понял. Из-за сырости размножились микроскопические зелёные водоросли, покрывшие стены пушистым ковром, словно плесень.
Миновали очередную арку и тут я замер поражённый. Из мутно-белой дыры в куполообразном каменистом потолке мягко падал голубоватый столб солнечного света, превращая представшую перед нашими глазами пещеру в тронный зал подземного короля. Сталагнаты по четырём углам, вытянувшись в гладкие, почти симметрично расположенные колонны с изящной капителью, поддерживали свод.
Как хрустальная люстра свисала бахрома из длинных, тонких и кажущихся хрупкими белоснежных соломинок. Чуть поодаль гроздья огромных «жемчужин» в окружении бутонов жёлтых «роз». А камень стен, изрезанный водой, казался покрытым искусной резьбой.
По периметру шли сталагмиты, в которых даже мой лишённый воображения ум угадывал то раскрытую пасть дракона, утыканную острыми зубами, то грациозный девичий стан, то группу гномов в фартуках и с длинными седыми бородами. А то и мрачный готический замок, украшенный острыми шпилями, и крепостной стеной с башенками и бойницами.
А по левую руку в сумраке мрачно проступали высокие трубы органа в католической церкви и казалось, я услышу высокий детский голос, поющий: «Аве, Мария!» Почему на ум пришла именно эта песня, не знаю. Тем более, никакой духовной связи с католической верой я не ощущал. Но вот этот отливающая металлическим сплавом громадина органа давила на меня, заставляла представлять, что я нахожусь где-то храме.
Всё было застывшим, мёртвым, будто проклятым старухой-колдуньей, но казалось коснись рукой какой-нибудь статуи, как всё мгновенно оживёт, грянет бравурная музыка, гномы пойдут в пляс. Каскадами со стен побежит весело и шумно вода, распустятся цветы, источая дурманящий аромат.
И самое главное украшение этого зала. Вокруг невысокой, мне по пояс, колонны, испускающей голубоватое свечение, танцевали большие лазурные бабочки. А полукругом шли гладкие полукруглые надолбы, смахивающие на яйца динозавров.
Я уже хотел спрыгнуть на тропку, которая шла с подъёмом верх — туда, где виднелся пятачок голубого цвета, как Прохор резко и сильно сжал мне плечо и дёрнул назад:
— Подожди, Громов, что-то тут не то.
— Что не то? — недовольно буркнул я.
Но дурман, наведённый заколдованным этим местом, бесповоротно рассеялся и я, пребывая уже совсем не в такой эйфории, осмотрелся. Правда, ничего опасного не обнаружил и вопросительно взглянул на напарника.
— Слышишь капель? Вода текет?
— Ну слышу. И чего?
— И шум воды слышен, и по коридору мы шли, там по колено было. Так почему здесь сухо так? Брось-ка в ту колонну пластидами.
Взрыв! Я ослеп. Но в темноте услышал страшный по силе вопль, визг, свист — всё вместе. И шум воды, будто бил хвостом огромный кит. Включил на полную мощь фонарь и с ужасом понял, от какой беды спас меня Прохор.
В центре пещеры в бешено вспененных волнах билось чудовище, смахивающее на огромного крокодила, или скорее акулу с пастью крокодила. Белёсый свет фонаря зловеще плясал на блестевшей, как антрацит, крупной чешуе, на торчащем словно изгрызенном гребне, широких и плоских лапах-плавниках. Монстр клацал зубами с такой силой, что звук отлетал от стен и вбивался мне в барабанные перепонки, вызывая острую боль. Цилиндр с голубоватым светом исчез, видимо, это опять была иллюзия. И с досадой я вспомнил те фантомы, которые видел на корабле-сфере. Мизэки тогда сказала, что я очень восприимчив к ментальным атакам. Это плохая новость.
Стрекот пулемётной очереди, блестящий веер гильз. Прямо в мерзкую морду чудища — синхронно с Прохором мы вскинули штурмовые винтовки. Но пули отскакивали от чешуи, будто монстр был из закалённой стали. Он пенил воду, заливая нас киселём из мерзкой густой слизи, так что стоять на бортике стало уже опасно. Вполне можно было соскользнуть вниз. Когда моя винтовка захлебнулась, а Прохор потянулся за новым магазином, я крикнул ему, что мы отходим.