Я включил двигатели, корпус передёрнулся, вздрогнул и словно потянулся, как проснувшийся гепард. Турбины завели привычную песню. Флаер медленно всплыл, закачался, как на лёгких волнах шлюпка, вначале невысоко, потом всё выше, выше. Пока не остались внизу верхушки дубов и осин, берёз, слились в единое серо-зелёное месиво.
Внизу бежала серая лента шоссе. Телега, запряжённая лошадью. Проехал, подскакивая на ухабах и, объезжая самые глубокие ямы, самосвал. Эта магистраль раньше была основной, двадцать полос, десять в прямом направлении, десять в обратном, сделали её по уникальной технологи так, что она могла сама восстанавливаться, но сейчас от неё остались лишь воспоминания. Зигзаги глубоких трещин пропахали серый пластобетон, ямы, ухабы, поваленные стойки электроосвещения.
— Слушай, Мика, а папаня твой теперь где, если не секрет? — я бросил на девушку изучающий взгляд.
— Он улетел. На звездолёте, — спокойно сказала она. — Вместе с Грушевским, Никитиным и моим братом.
Решил не говорить Микаэле, что скорее всего, Модест Моргунов, и его сын, как и все остальные, никуда не улетали. А пребывают сейчас в виде хорошо запечённых кубов, сваленных на складе научного центра. Но зачем огорчать девушку?
— И с Гордоном Макбрайдом? Да?
— Нет! — выпалила она зло, приподняв верхнюю губу, ощерив белые зубки с острыми клычками. — Вранье! Папа никогда бы не стал спонсировать эту секту, — на скулах выступил тёмный румянец, задышала тяжело, прерывисто. Я видел, как вздымается её грудь. — Он ненавидел фанатиков!
— Ну ладно, ладно. Я так сказал. А чего ж ты с ним-то не отправилась? А?
— Не захотела. Мне здесь нравится. Понятно?
Ну да, чего же не понять-то. Если бы Мика отправилась бы в научный центр вместе с отцом, её бы тоже уже не было в живых. А так… Она выжила и теперь развлекается. Людей убивает.
Система вывалила сообщение: «Вы вторгаетесь в охраняемое воздушное пространство. Свяжитесь с диспетчером для получения маршрута следования…Свяжитесь с диспетчером…»
Связываться я, естественно, не стал. Просто прошерстил готовые маршруты и нашёл тот, который проходил довольно близко с нашей базой. Естественно, была опасность попасть в инверсионный след, из-за которого мой несчастный летун мог свалиться в штопор, но я надеялся на свои способности пилота.
Вот уже на горизонте выросли массивные похожие могильные памятники башни делового центра. Пронизанная золотистыми лучами изящная паутина туннелей между ними сияла и переливалась, как неоновая реклама. Причудливо извивались серебристые ленты магнитопланов. Замелькали узкие щели улиц внизу.
Резкий вопль сирены и грозный окрик:
— Пилот флаера класса «Танго-Альфа-Фокстрот-Десять», вы нарушили воздушное пространство города. Снижайтесь и сдайтесь в руки полиции. Повторяю. Вы нарушили…
Глава 3
Казнь
Я пел а капелла, то есть без сопровождения, прикрыв глаза, чтобы не видеть вызывающих уныние потолка и стен, словно скрывавших под ровным слоем бежевой краски ругательства, слезы и стоны тех несчастных, которые раньше ожидали здесь своей незавидной участи. Выводил одну за другой музыкальную фразу, прислушиваясь к своему голосу, не вибрирует, звучит ровно, правильно ли я захватываю воздух? Ведь это так важно, чтобы работали лёгкие, а не живот.
— Заткнись, сволочь! Урою!
Хриплый вопль заставил меня открыть глаза и с сожалением обнаружить перед собой кряжистого молодца. Бицепсы размером с мою ляжку. Густая поросль на голой груди. Зато на круглой башке волос почти не осталось, лишь жалкий венчик вокруг здоровенный бугристой лысины.
— Да пусть поёт, — из другого конца камеры послышался добродушный, чуть сипловатый голос. — А можешь «Тишина за Рогожской заставою»? Моя бабёнка очень её любила.
Моя харизма выросла сразу процентов на двадцать. Если бы это хоть как-то улучшило моё положение здесь.
— Могу.
— Хорошо поёшь, душевно, — худосочный парень, что просил меня спеть, опустился рядом на койке, сгорбился, будто позвоночник совсем не держал его. — А ты из-за чего сюда попал-то?