На другом фланге ополченцы Массачусетса и виргинцы применили ту же тактику – и с теми же результатами. Кавалерия понесла серьезные потери, и те, кому посчастливилось остаться в живых, хромая бежали назад в Луисберг.
Только после этого генерал де Мартен ввел в бой индейцев. Генерал не ожидал, что бой примет такой размах, но он был обязан любой ценой поддержать пехоту и потому послал на плато индейцев.
Полковник Алан де Грамон с самого начала высказывался против сражения и был отстранен от командования своим полком; вместо него полк повел в бой подполковник. Теперь же Грамон должен был выступить во главе своих гуронов. Он оделся по-индейски, нанес боевую раскраску гуронов на лицо и тело. Грамон повел гуронов на позиции, занятые ополченцами. Вслед за гуронами шли оттава, и полковник был уверен в том, что победа будет за ним.
Одновременно с этим против сенеков и могауков двинулся большой отряд алгонкинов. Их было так много, что когда они высыпали из ворот крепости, то напоминали огромную приливную волну.
Гонка заметил приближение полчища алгонкинов и хладнокровно отдал приказ:
– Отставить огонь! Выждать!
Его воины приостановили бой с французами и приготовились отразить атаку несчетного числа алгонкинов.
Некоторые молодые воины засуетились, когда алгонкины не рассредоточились, как сделал бы любой другой, меньший по численности отряд, а пошли напролом сквозь низкорослый лесок и именно так подошли на расстояние выстрела.
Великий сахем продолжал внимательно следить за приближающимся противником. Он прищурился и внешне сохранял свое обычное спокойствие. Только когда алгонкины подошли на расстояние полета стрелы, он резко поднял руку вверх, подавая сигнал своим воинам к атаке.
Сенека и могауки отложили в сторону мушкеты и взяли в руки традиционное оружие предков. Тетивы были натянуты, и когда великий сахем подал знак, воины ударили по врагу.
Алгонкины резко остановились. Они были отважными людьми, но в боевом искусстве сильно уступали самому воинственному из индейских племен. Они попытались отразить удар, однако оказалось, что больше всего им мешает то, что их было так много. Многие алгонкины просто не смогли найти укрытия и погибли, не успев даже выстрелить.
Те, что шли сзади, напирали на передних, они рвались в бой, но, так же как и первые ряды нападавших, понесли тяжелые потери. Алгонкины давно серьезно не воевали, их вождям недоставало опыта и мастерства вождей сенеков и могауков. Схватка длилась недолго, а земля уже была усеяна трупами, когда вожди алгонкинов дали приказ отступать.
Обычно Ренно испытывал удовольствие от боя, но от такой резни даже ему стало не по себе, и он не стал вместе с другими воинами снимать скальпы со своих жертв. Лучше бы ему и его скаутам выпала честь сразиться с гуронами, вот это был бы честный поединок силы, мужества и мастерства. Но маниту распорядились иначе, значит, надо довольствоваться тем, что есть.
На другом краю поля гуроны Алана де Грамона тоже прекрасно сражались. Они умели ждать и прятаться за малейшим укрытием, а потому дожидались, когда враг выстрелит, и только тогда стреляли, но уже наверняка.
Том Хиббард хладнокровно командовал своим отрядом, так же как и несколько других молодых офицеров. Но ополченцам требовалась помощь; бригадному генералу Уилсону очень не хватало его воинов-сенеков, только они могли помочь справиться с гуронами.
Генерал пробрался в арьергард виргинцев и там нашел полковника Ридли.
– Не могу сказать, что мне самому нравится мое предложение, – признался Уилсон, – но, по-моему, нам стоит отойти ярдов на сто, тогда гуроны выйдут из своих укрытий.
– Мне тоже не хотелось бы нести ненужные потери, – ответил Остин Ридли. – Но гуроны прекрасно знают, что делают. Стоит нам начать отступать, и мы уже не остановимся.
Бригадный генерал мрачно кивнул:
– Значит, надо окапываться и любой ценой удерживать позиции.
Ополченцы не собирались уступать ни одного дюйма.
Французская пехота, напротив, уже навоевалась. Солдаты с задних позиций заметили, что алгонкины отступают к Луисбергу, сразу поняли, что их могут отрезать от крепости с тыла, и, не дожидаясь приказа, побежали к воротам.
Стоило кому-то побежать, и процесс уже был необратим. Командиры полка, испугавшись, что такое отступление сочтут бегством, отдали приказ прекратить перестрелку и ретироваться в боевом порядке.
Солдаты британской регулярной армии слишком устали, чтобы преследовать французов. Ополченцы были заняты гуронами, поэтому только сенеки и могауки бросились вслед за отступающими частями. Индейцы посылали вслед отступавшим пехотинцам тучи стрел.
От полного поражения спас французов Золотой Орел. Он быстро вывел вперед оттава, те заняли место гуронов, а сам Грамон вместе со своими воинами преградил дорогу ирокезам, чтобы дать возможность французам спокойно отступить.
Наконец-то сенеки и гуроны столкнулись на поле боя, но схватка получилась короткой. Территория вокруг стен Луисберга примерно на три четверти мили была расчищена от деревьев и других укрытий, а ни один опытный воин не станет рисковать, сражаясь на абсолютно голой местности. Ирокезы, так же как и гуроны, были мастерами лесных боев и не преследовали врагов на открытом пространстве. Они стреляли друг в друга на расстоянии, но дальше низкорослого лесочка Гонка своих воинов не пустил, и гуроны скоро исчезли из поля их зрения.
Французские пушки продолжали обстрел плато, но так как английские солдаты, ополченцы и их союзники-индейцы вернулись на свои прежние позиции, ядра до них не долетали. Битва завершилась, когда до наступления ночи оставалось еще несколько часов.