Усевшись рядом, первый из попутчиков кивает влево – мол, туда давай!
Опять какие-то придумки мастеров фестиваля…
В прошлый раз они прямо у дороги поставили заставу и со всех требовали подорожную от епископа. Правда, оный «епископ» располагался неподалеку и данный документ выдавал всем желающим – но только после пристального опроса. Мол, кто ты есть, куда и за каким хреном топаешь… и так далее.
А теперь, значит, вот так…
Кстати, парни в роль, похоже, всерьёз вошли. Одежка на них поношенная, грубо сшитая – даже отсюда видны крупные стежки. А уж запашок от них… скажу я вам… тот ещё!
Нет, если я недельку у костра, не мывшись, просижу – так ничуть не хуже, наверное, пахнуть стану. Это сколько же тогда они тут кукуют?
Кусты раздвинулись в стороны, и повозка вкатилась на поляну.
Так и есть – посередине горел костёр, около которого сидело и лежало ещё несколько человек.
Застава – теперь она, значит, так вот выглядит. А что – сурово и непритязательно.
Меня хлопнули по плечу – тормози.
Что ж, посмотрим, кто тут у них за старшего… и какого хрена ему от меня нужно?
Мужик с топором подталкивает меня, слезай! А его напарник уже скрылся в фургоне и чем-то там громыхает.
Местный вариант таможенно-налоговой службы? Совмещённый, так сказать…
А с другой стороны – я ребят понимаю. Сюда чего только в своё время не тащили… и оружие, и наркоту… И пока всё это более-менее упорядочили – эксцессы иногда возникали очень даже неприятные.
– Кор, тут ничего ценного! Оружие, железо и кузнечные инструменты – всё безликое! Не продать…
Как-то он странно говорит… такое впечатление, что слова специально растягивает.
Тот к кому обращались, поднимается на ноги. Этот – одет уже получше, да и пояс у него расшит цветными нитками. Местный, так сказать, щёголь… или старший?
– А что там есть ещё?
– Тряпки… кожа есть! Опа…
И мужик замолкает. Чем-то он там шуршит – и внезапно спрыгивает на землю. В его руках – корзинка Семеныча.
– Кор! Посмотри! – и он протягивает щеголю бутылку настойки.
Старший заставы берёт её в руки.
Надо отдать должное фермеру, он предполагал, что наши девы-целительницы сразу же данное «зелье» кому-нибудь и толкнут. И поэтому, бутылки снаружи, поверх оплётки из прутьев, обмазаны глиной, что делает их весьма похожими на неуклюжие поделки какого-то кустаря-горшечника.
Открыта пробка, щеголь принюхивается… и с проклятием швыряет бутылку в кусты!
– Только этого нам и не хватало! Гонт!
– Я? – откликается мужик с топором.
– Отведи этого… ну и… сделай там всё!
Меня немилосердно пихают в плечо – топай!
Нет, ребята, я, конечно, всё понимаю… но, по-моему, это уже перебор! Но в сторону всё же отхожу, может быть, там сидит кто-то более вменяемый и адекватный?
Но никого рядом не оказывается, а мужик указывает мне куда-то дальше – мол, туда!
Протопав метров сто, понимаю, что шутка зашла куда-то уже и вовсе не в ту степь. Пора заканчивать!
– Слышь, куда мы вообще идём-то?
Сдавленное икание…и я еле успеваю отпрыгнуть в сторону – мимо меня пролетает топор! Однако!
Мужик стоит напротив, и на его лице написано нескрываемое удивление.
– Ты… ты говоришь?!
– Ну, кукарекать как-то вот не научился… а что?
Вместо ответа он выставляет перед собою руки в каком-то странном жесте.
Чё-то я не вкурил… И что должно произойти?
Видимо, так и не дождавшись исполнения задуманного, мужик выхватывает откуда-то нож и бросается на меня, решив, видимо, порезать, раз не удалось зарубить.
Ну, блин, я ему не Лев Толстой!
Драться он совершенно не умеет, а ножик, скорее всего, использовался им исключительно для нарезки колбасы. Ибо и это оружие вскоре оказывается на земле, а его хозяин, получив основательный удар промеж ног, с воем катается рядом.
Нет, с этими штуками пора завязывать! При всей моей нелюбви к полиции, надо отдать им должное – таких вот гавриков, решивших в своё время малость покачать права, они извели быстро и решительно. И под корень.
Похоже, это какие-то залётные…
Ничего толком пояснить мой пленник не может, а в тот горячечный бред, что он несёт, я перестал вслушиваться уже через пять минут. Видать, парень чего-то там накурился…
Ну, что ж…
Воспользовавшись его собственной верёвкой, скручиваю болезному руки и привязываю свободным концом мужика к дереву. А чтобы не орал, запихиваю ему в рот его же шапку. Не толерантно?