— Ты ведь запомнила их всех? — тихо поинтересовался я, но не рассчитывая на заверения сопровождающего, что нас не подслушивают, глазами показал Анне на дверь и прикрыл ей рот, но она понятливо кивнула и чуть сильнее сжала мою руку.
Прошло три часа, когда я понял, что пора идти на переговоры, чтобы с девушкой дальше обращались нормально и она всегда была рядом со мной. Поэтому не смотря на её слёзы и крики, я заверил, что это ненадолго и мне нужно будет обговорить с нашими пленителями дальнейшие планы, но как только освобожусь сразу вернусь к ней. Только при этом обещании и поцелуе она пообещала вести себя, как хорошая девочка.
Подойдя к двери я громко постучал, давая время чтобы к двери подошли и открыли её. За порогом оказался тот же человек, что и привёл меня сюда, поэтому я безропотно отправился за ним, вернув фонарь.
Вернувшись в камеру, я сел на кровать и вытерев мокрые от слез глаза, обратился к мужчине.
— Я принимаю и ценю этот жест дружбы, давайте теперь поговорим о деле. Только прошу, говорите пожалуйста в ключе: вы мне, я вам. Если придём к взаимопониманию, мои умения и весь потенциал будут вашими.
— Отлично, торги это то, в чём я мастер, — он легко улыбнулся и сел напротив меня, — но для начала, вы можете убрать ваши частички душ с людей? Без этого договора не будет, вас многие слишком сильно боятся.
— Как только документ будет подписан на бумаге, ратифицирован Сенатом, я это сделаю, — не моргнув и глазом соврал я, — до этого момента, это моя страховка от несчастных случаев.
— Понимаю, мне главное было получить от вас подтверждение, что это принципиально возможно.
— Ваши ремесленники не смогли этого сделать, как я понял? — поинтересовался я.
Мужчину мои слова насмешили.
— Я глава комиссии по правде, так что это не мои душеприказчики, но да вы правы, многие жидко гадили все эти дни, пока окончательно не выяснилось, что никто не может извлечь закладки вашей души, не убив при этом самого человека.
— А что это за шум был тут недавно, когда огромная толпа собралась под стенами тюрьмы.
Он досадливо поморщился.
— Один из тюремщиков узнал вас и разболтал своей жене, кто стал узником Бастилии, ну а дальше сами понимаете.
— Что они пришли требовать? Моей смерти? — поинтересовался я.
— В основном, но более просто хотели увидеть вас в живую, всё же государственная машина пропаганды эти несколько лет работала над вашим имиджем.
— Ясно, спасибо за ответы, — чуть поклонился я, — вернёмся к переговорам. Ваши инженеры и ремесленники оценили аниматрон, который я привёз с собой?
— Безусловно! — оживился собеседник, — гениальное творение! Ваше?
— К счастью нет, но я много сделал, чтобы его усовершенствовать, — с особым чувством произнёс я.
— Никто правда не смог его запустить в работу видимо по причине отсутствия важных деталей, но думаю это является ещё одной вашей страховкой?
— Да, их я тоже предоставлю после подписания договора.
Мы ещё долго обсуждали с ним условия, при которых мне готовы были оставить жизнь и предоставить частичную автономию, конечно же под бдительным надзором жандармов, но главное у нас не оставалось пунктов, по которым были бы противоречия, поскольку основное, что от меня требовалось — это работать ремесленником на благо Республики, поскольку как я понял о том, что я кроме прочего являюсь ещё и исповедником, они не были уведомлены.
— Как жаль, что вы ничего не знаете о исповедниках, — в конце разговора, неожиданно для меня он затронул и эту тему, — их так плотно опекает тайная полиция в империи, что у нас нет достоверной информации ни о их численности, ни составе, ни возможностях. Лишь предполагаем, что они сродни нашим элитным душеприказчикам, которые могут переселять души в механизмы.
— Я действующий исповедник Империи, — при этих словах его глаза стали расширятся, — обладаю подобными знаниями, а также владею нужной техникой переселения.
Его рот открылся и закрылся. Он ошеломлённо на меня посмотрел, затем извинился и вышел из комнаты, появившись, только спустя двадцать минут.
— Мистер Рэджинальд условия договора слегка изменились, — он растерянно пожал плечами, — если вы готовы убрать метки с душ уже заражённых вами людей, и раскрыть все тайны имперских исповедников, Сенат после обсуждения, может гарантировать вам свободу под надзором, и неограниченные возможности по вашей исследовательской работе.
— Неограниченные? — я слегка поднял одну бровь, — для ремесленника это слишком неопределённые слова.