Я спустился, открыл дверь подъезда и мгновенно замер. Мне будто на голову вылили ведро ледяной воды – тысячекратно неприятней. Передо мной лежала Она. Софья лежала на алом от крови снеге. Я не видел ничего и никого вокруг. Я умер в один миг – на том самом месте. Я переживал, пожалуй, большую боль духовную, чем человек за всю жизнь испытывает физическую боль.
Она так близка и так далека. «Я люблю её больше всего на свете» – эту фразу говорят, как минимум пару раз в день во всём мире, но для меня сейчас эта фраза выражает истину. Я готов пожалеть ради неё всё, мне не жалко моей никчёмной жизни без неё. Я пуст без неё, в моём сердце нет больше ничего. Моя душа обречена без неё. Она – моё спасенье. Была, моим спасеньем.
Во мне происходили необычайные процессы, будто всё, что я когда-либо знал, тотчас же было развеяно в тот момент, когда я увидел нежное тело Софьи на ледяном снегу. Это было нечто схожее по ощущениям; по крайней мере, так я это себе представлял. Так происходит, когда помимо мыслей в голову проникает аффект. Адреналин заставляет сделать что-либо неконтролируемое, без прогноза на последствия. Я сидел, держал её голову и просто смотрел в сторону, словно застывший. Я потерял любимого человека, которого моя судьба с той же простотой забрала, с какой и дала. Может судьба решила меня так испытать? Тогда она несёт лишь мрак в своём существовании, и я не хочу больше иметь с ней дел. Судьба – не сила жизни, а сила смерти.
Эта мгновенная тоска, овладевшая мною сию же секунду, была такой силы, что действовала с постоянным нарастанием. Многое поменялось сейчас и навсегда. От того, что было вчера ни осталось ничего кроме бездушного прекрасного тела и моего тела, с душой, которая принадлежит Ей.
По-видимому, тот самый страх, который не подпускал меня к Софье, затем, который не давал мне возможности с ней объясниться, именно он был прав. Он пытался меня уберечь от любви к ней и в дальнейшем от горечи её потери, и именно он – спаситель; а я убил своего спасителя и довольствовался этим. Во время распутья я выбрал не ту дорогу и помчался по ней без остановки. Не нужно было впускать её в свою жизнь – мою Софью, и всё осталось бы как прежде.
Опыт прошлых лет породил этот страх. Все прошлые потрясения закалили меня, но возникла всего одна искра привязанности, как я развил её до чувства любви. Уже неважно всё – я проиграл опять; прошлый опыт оказался бессмысленным. Я слишком глуп, чтобы уметь пользоваться опытом.
Придя домой и сев на диван в абсолютно подавленном состоянии, я взглянул на свои руки, которые совсем недавно держали её голову, гладили её: они были в крови; в её крови. Слеза прокатилась по моей щеке.
Я тоскую по ней как не стал бы тосковать по своей смерти. Она была чиста и невинна, её побуждения были великодушные и уверен, изменили бы мир к лучшему. Она являлась ценнее этому мир, чем я, чем многие из всех живущих сейчас и живших ранее. Поэтому нет смысла верить в какую-то высшую справедливость и что жизнь всё расставит на свои места. Нет ничего в этом мире справедливого, если умирают добродетельные люди, а порочные, эгоистичные, и попросту не приносящие пользу обществу, даже больше – деструктивно влияющие на него люди, продолжают жить. Справедливости нет ни на земле, ни где-либо ещё. Справедливость – лишь выдумка тех, кому это полезно, которую они пропагандируют наивным и внушаемым людям.
Тысячи мыслей, появляющихся на основе отчаяния, грусти и желания отомстить, огромным потоком входили в мой мозг. Воспоминания о минутах с ней, о том, какой я был жалкий и слабый. Моменты её неповторимого бытия то и дело крутились в кутерьме анналов моей памяти. Даже моменты давно минувших лет возобновили свою сущность. Говорят, будто перед смертью в голове человека прокручивается вся его жизнь – так это правда, потому что я будто бы сейчас умер и действительно – жизнь прошла передо мной.
Я мог долгое время ещё так просидеть и винить многие вещи в потере своей драгоценной Софьи. В общем-то, я этого и хотел. И ничего более.
8
Я вышел из своего дома и направился в сторону магазина. Я не отдавал отчёта своим действиям: сознание было попросту подавлено. Всё находится как будто в тумане, и я бы не стал исключать возможность того, что в данном состоянии я могу совершить преступление. Я был неопрятен внешне; одежда была измятой; от меня исходил небольшой запах пота; мои глаза были красными: я не спал около суток; волосы были взъерошены; была небольшая щетина. У меня был мрачный вид человека, который потерял всё. Такая внешность придавала мне вид запойного алкоголика или бездомного бродяги. Я не думаю о своем внешнем виде, он мне абсолютно не важен, и просто направляюсь в сторону магазина, который уже виднеется на моём пути.