Зазвонил проводной телефон. В трубке заговорил Пауэлл — старик знал, что этот древний хлам никто не прослушивает, и поэтому общался с Джефферсоном именно так.
— Лесли, скажи старику по проще, как обстановочка?
Джефферсон смотрел в монитор на выпавшие ему в письме цифры статистики. Объем памяти у огненных больше в три раза, число пользователей по СГЦ примерно 50×50. Глядя в эти данные, он принимал в эту минуту решение, что ответить старику, и что делать.
— Если, кратко, то наша новая программная оболочка в том виде, в каком планировалось, работать не будет. Будут действовать альтернативные вполне рабочие сценарии. И сейчас есть прорехи, которые дают возможность запускать и еще новые игры, создавать локации и персонажей. У моих людей давно планы были разные перспективные. Я дам команду начинать проявлять инициативу и самодеятельность. У тебя, дед, тоже есть простор для фантазий. Но это моя игра, что будет делать Galaxy Sec я не в курсе.
— Что ты лично думаешь тогда по Баунти?
— Надо сливать. Galaxy, может, будет за него вмазываться, но он неперспективный. Ситуация против него. Проект был недостаточно подготовлен. Не были учтены все силы.
— Понял тебя. Береги себя, Лесли, удачи, — отключился Пауэлл.
А Джефферсон вызвал в закрытый легендированный чат Джейка Смита — полковника, работавшего по разным экономически перспективным затеям:
— Готовь все по мегаборделю, наркотической сверхдержаве и топливной империи. Я тебе три планеты отожму под их локализации. Начинай. Делай все быстро.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
«Приезжайте сегодня вечером, после 8-ми. Пока без камеры и операторов — один. Сначала хотел бы обсудить в общем, что мы можем сделать, о чем поговорить» — сказал Вагнеру Баунти по телефону. Вагнер ехал к нему домой на такси, листая ленту группы «Пульс Флоренса» в соцсети. Пользователи вываливали десятками посты с жуткими видео давки на подступах к площади, где вчера «мессия» встречался с народом и раздавал продукты.
Бедняки и больные ломились по проспектам и переулкам к храму, в кадре были растоптанные дети и старики. Жестко работала полиция, охаживая всех подряд палками. У машин Скорой врачи разбирались с сотнями покалеченных. Кровь была на асфальте, на капотах машин, в ряд лежали носилки с несколькими телами, с головой накрытыми простынями. Ни одно СМИ не пускало «это» в эфир. Вагнер клял себя последними словами, что проторчал все время мероприятия рядом с Баунти и не запарился глянуть вокруг, выдав на экран нарядную этикетку жуткого события. Хотя — кто ж мог знать…
Баунти сам открыл ему дверь. Он был в сером спортивном костюме и тапочках. Под кофтой были видны изрядно волосатые грудь и руки. Он кивнул Вагнеру и позвал проходить в комнату, пообещав вкусно угостить.
— Это рецепт с моей родины, — говорил он, радушно улыбаясь, пододвигая большой салатник с какой-то серой кашей, и откупоривая вино.
— Тогда мой первый вопрос будет связан с этим блюдом, никто о Вас ничего не знает. Откуда Вы, кто мама, папа, жена, дети?
— Я родился и вырос на 3-й В Кита. Маленький двухэтажный городок. Отца не знаю до сих пор. Мамкины легенды о нем тиражировать в СМИ не буду, не могу ручаться за их достоверность, — скромно улыбался, как бы извиняясь, Баунти. Серое яство оказалось вкуснейшей смесью рыбы с сыром — мелко покрошенных на терке, с какими-то приправами. С тонким белым вином — шик и блеск, — Мать работала на двух работах, но мы жили все равно довольно бедно. Учился в церковной школе, потому что там бесплатно. Потом по протекции священника поступил в институт права на факультет социальной психологии. Закончил с отличием. Потом 15 лет работал в различных гуманитарных миссиях в неблагополучных регионах.
— Что делали там?
— Кормили, грели, лечили, утешали, спасали. Вы кое-что лично видели на Васту. Таких мест во Вселенной много, где люди проливают не вино, а слезы и кровь.