Странно, подумала Маат, — ей было мерзко, когда она поняла, что миллиарды людей были уничтожены для Баунти, ее покоробило, что миллиардом этих смертей воспользуется вместо Баунти Уоллос. Но ей было «нормально», если из этого ужаса родится проект Тора. Она сидела молча за столом, где Уоллос со своими обсуждал, как надо залить специальным раствором а сверху забетонировать пыльное море на месте Бахди, чтоб не разносилась зараза. Она думала о миллиардах погибших, о детях, чьи судьбы были отменены в один миг по замыслу Грога. И как вместо отмененных судеб заиграли варианты, перспективы, окна возможностей для других — выживших в этом аду, прилетевших сюда после случившегося, и тех, кто здесь еще даже не был, но уже строил планы, как использовать опустевшее место.
Она всегда чувствовала таинственную связь свободы, смерти и хаоса возможностей, но только сейчас увидела эту связь в реале.Увидела ту самую грань, о которой говорили Радость и Бр, увидела, как она работает. Эти ядерные бомбы, осыпавшие планету, своей адской температурой прожгли грань, открыли дверь хаосу — безграничному космосу, миллиардам возможностей. Эти варианты событий, линии судеб, как миллионы молекул стремительно собирались в непредсказуемом режиме в клетки, ткани, из них на глазах вырастали проекты, планы и даже уже страны. Так, сперматозоиды, попав в утробу женщины, собирают из мельчайших частиц хаоса новое живое, мыслящее существо. Огромная планета, над которой раскрылись эти шторы смерти, оплодотворена, приняла идеи и мечты новеньких творцов, начала их вынашивать, кормить своими соками.
Маат поняла, что и она в том числе своими мольбами и трудами выкликала, выпросила у вселенной этот миг, когда хаос пришел на эту планету, дал шанс на новую жизнь, на воплощение мечты. Ее ужаснула цена, она столбенела от мысли, что новая жизнь возникает на месте старой, выбивая ее как хлам, ровняя с землей, превращая в пыль. Минуту назад у нее вызывал омерзение Баунти, ради которого смерть тряхнула здесь гранью, как простыней, словно смахнув со скатерти миллиарды жизней. Сейчас она испытывала и стыд, и восторг, и кромешную горечь, и пульсирующее, как сердце, счастье от того, что шанс на воплощение мечты, на место в этой жизни выпал не только Баунти, но и Тору, чувствовала страх и гордость за то, что и она тоже своими молитвами, обращенными в пустоту, с детства вымаливала этот шанс и вымолила этот миллиард смертей.
С ужасом приняв вину в соучастии в этом военном преступлении, она смотрела на сидевшего рядом Уоллоса — вот уж святой человек. Точно не участвовал в этом ужасе, стоял в стороне. Может, справедливей, если ему достанется купленный так дорого шанс? Ведь он, за полдня, построивший здесь в зараженной пустыне гарнизон, которому позавидует средний санаторий, может, правда, может построить здесь новый мир. Красивый, комфортный, беззаботный, со справедливыми законами, цветущий наукой и культурой. Наполнит это опустевшее пространство своей улыбкой, здоровьем, силой и умом.
Маат смотрела и восхищалась Джонсоном, который с друзьями, что-то решал, с карандашами сидя над расстеленной на столе картой Бахди, прижатой по углам стаканами с виски. Да, у него горели вовсе не наивные глаза. В отличие от нее или, например, Тора, впервые познавших грань, он-то точно давно уже знал, как это выглядит. Стоял в сторонке и не мешал случиться катастрофе на 5-йZ Аполлона, стоял в сторонке и не мешал рухнуть замыслам Грога, теперь любимым маневром — стремительным звездным десантом выскочил без очереди к самому окошку раздачи… Это веселый сперматозоид, с юности прыгавший с парашютом — смело шагавший в бездну из аппарели самолета, много раз в молодости бросавшийся в атаку под пули и осколки… Уоллос давно знаком со смертью, гранью и хаосом. Видел их в фейерверках стрелявших по нему пулеметов и пушек.
Маат уже понимала, что перед ней не святая невинность, а опытный солдат, хитрый генерал, талантливый разбойник-десантник. И он выхватил у вселенной шанс, один на двоих с Тором, и теперь неизвестно, кто же из них оставит в этих песках свой город и свой мир, а кто сгинет, проиграв. Она любила обоих, радовалась за обоих, страдала от того, что выиграет только один из них.