— При нашем соотношении сил, в генеральном сражении нас раздавят за трое суток.
— А Он говорит, что если сдадим Гротхилл без боя, сольем золото Вейндиора, то останемся без денег и пополнений, без поставок нового оружия, и придется тогда дробить силы не на батальоны, а на взвода, а к зиме, нам станет нечем кормить солдат, когда миротворцы займут все села, а местное население примет их сторону.
— Про золото он прав.
— А как организовать сражение, тут есть идеи, на посмотри, — Тор встал из-за стола, освобождая место Ратмиру, отошел к окну, — нам надо пару месяцев продержаться. Анты готовятся захватывать Аргунию. Население против них, я туда свои сети закинул, ребят смышленых отправил, фолловеров набираем. Когда анты попрут на Аргунск и на Камелстоун, может, получится объединиться с остатками аргунских войск и местными формированиями. Примем их в Рамиру — выйдем на новый уровень игры, сравняемся по совокупным ресурсам с Уоллосом, даже обойдем его, а там — займемся и Партой, и Северной Карфой.
Тор смотрел в окно на стоявший во дворе БТР. В эти полгода через него прошло больше информации, чем за всю предыдущую жизнь. Он одновременно вел сотню дел, должен был быть в курсе всего, что происходило в каждом районе и поселке Рамиры, в деталях знать, что творилось по всей 5-й планете, в межгалактических комиссиях… Ему уже казалось, что он всегда жил в Рамире, что до нее ничего не было. Долина Чобан, планета геологов, Город Мертвых — все это было, как во сне или в другой, чужой жизни. Он смутно помнил, как выглядели Волос и Лилит, к стыду своему, «не зациклился» на гибели Вагнера, простившись с ним мысленно — быстро, без водки и слез. Он почти не вспоминал Маат…
— Как мы можем? С какого черта, кто мне дал это право, кто обязал меня? — спрашивал он то ли себя, то ли Ратмира, — это будет сражение. В нем сойдутся 13 тысяч живых человек. 5, а может и 10 тысяч из них погибнут, станут калеками. Опять пушки будут крушить дома, жечь мирных. Эта земля только воскресла, только потянулась к жизни, и опять — война и смерть. И это несу я.
Все эти месяцы он чувствовал долг перед двумя миллионами избравших его людей и поверивших ему и его проекту интернет-демократии. И еще ему было интересно. Он воплощал здесь свои мечты, строил свой город-солнце. Но этого слишком мало, чтоб отправить на смерть тысячи человек.
Ратмир смотрел на него удивленно, скривив жесткие губы в сушеной улыбке:
— А если бы не ты нес, им бы было легче? Войну Орды и Аргунии устроил не ты. А передел планеты — неизбежное следствие той войны. Здесь люди решили строить такую страну, которая им нравится. Они бы строили ее и без тебя. И воевали бы с антами и миротворцами без твоего участия. И погибали бы. Кому было бы легче, если бы тебя здесь не было? Разве что тебе… Хватит себя жалеть. Работай, на тебя люди поставили. Хорошие люди, — это редкий дар.
Маат смотрела на лица Ратмира и Тора. Листала их фото в ленте — Уоллос просил подобрать погаже и отфотошопить, создав образы злодеев для пропагандистских плакатов, мемов и гифок. С учетом невыспавшести персонажей и их небритости это было не сложно. Тощий и длинный Ратмир в потертой мабуте, был вылитый маньяк-милитарист, жестокий убийца. Тор в линялом кожаке поверх майки и джинсах — точь в точь диктатор-террорист, предводитель недобрых идеократий из популярных стратегических игр. На фоне голливудских красавцев — Уоллоса и его солдат в модных комбинезончиках, они выглядели варварами, деревней, сошедшими с ума психами.
Телеканалы транслировали видео с движущимися армейскими колоннами миротворцев и антов. Нескончаемые вереницы хвостами ползли по дорогам, проселкам и просто по пескам. В этом движении была мощь и неумолимость, красота и величие. Что могло сопротивляться этой силе? Маат монтировала из этих видео короткий духоподъемный ролик, накладывая эпичный музон и короткие реплики Джонсона про неизбежное торжество цивилизации и разгром террористов, подельников наркомафии.
Маат любила обоих. И Уоллоса, и Тора. Не знала, как себя вести. Полгода назад, она бы без сомнений назвала бы сукой ту бабу, что, глядя на сцепившихся своих кобелей, ставит на победителя. Решает просто выбрать того, кто сильней и успешней. Теперь, ей казался такой выбор единственно логичным. Нет, а правда, как еще выбрать, если любишь обоих одинаково? И их войну не она придумала, и воюют они не за нее, а за свои идиотские идеалы, а точней, соревнуются, кто круче, чей алгоритм в компьютере точней.
Наверное, так все самки в природе вынуждены тысячи лет, сколько стоит Вселенная, смотреть на эти битвы и ждать, кто победит. Маат смотрела на холеное наглое лицо Джонсона, на мощное и твердое, как дубовый шкаф лицо Тора с синими искрами глаз и светящейся белой бородой, и понимала, что обоих любит сама земля, природа, наделившая красотой, силой и умом, волей и удачей. И сейчас эта земля — пески Парты, степи Лаванды и леса Лотранды — любуется ими, тоже не может выбрать, кому отдать себя, чей план позволить реализовывать на своих просторах, кого одарить нефтью, углем и рудой, пашнями и пастбищами. 5-я планета, как и Маат, завороженно смотрела на катящиеся по дорогам танки, гаубицы и грузовики с пехотой, готовилась дождаться сражения и расцеловать победителя, щедро снабдив всем, что ему нужно для его города-мечты. И принять в себя, укрыв в могиле того, кто проиграет, оплакав его теплым летним дождем.