В панелях-окнах мелькала слегка оплавленная моим огнем холодная равнодушная синева, скакали всполохи ледяных пятен — сотни разных оттенков синего. Они расплывались, переходили один в другой, пока не растворились, а я не провалился в непроглядную черноту. Студенистый синий кисель оставался внизу, удалялся и мутнел, а навстречу неслась темная бездна пустоты.
Корабль, освободившись от стартовых перегрузок, восстановил нормальную силу тяжести в салоне, я растекся в кресле, тяжко дыша, подняв глаза, смотрел в экран плазмы. Хотелось орать, ругаться, но уже было не понятно на кого. Кто виноват в этом всем? Можно ругаться, когда в событиях виден злой умысел, недобрый смысл. На кого ругаться, если смысла в событиях нет, нет никакого умысла? Просто ничего нет, и не может быть, кроме этой гребанной пустоты и черноты. И этот бесконечный полет и поиск, тысячелетнее, жизнь за жизнью, обшаривание всех уголков вселенной, изучение, наблюдение, опросы, война… этот поиск смысла. Миллиарды придурков, верящих, что есть бог и есть смысл — почему я не могу быть, как они и тоже верить? За что мне дано знать, что ничего нет? За что мне опять лететь мордой в эту пустоту?
— Ссука, ссууука!!! — рычал я, сидя в кресле, сгибаясь над столом, почти приближаясь лицом к пластиковой столешнице, — Сука ты!
Это было обращено к ней — Черной, к себе-придурку, к космосу и к его дурной бесконечности. Смотрел на бар, таивший в себе коньяк, водку и вискарь, устало осознавая, что не хочу пить. Не хочу обманывать себя алкогольной имитацией радости или хотя бы равнодушия. Зло схватив пульт, отключил имитацию внешнего обзора с ее нарисованными звездами. Выключил плазму, звук и свет, погружаясь в пустоту и тишину. Ни кайфа, ни ужаса, пустота теперь не вызвала, я быстро и без остановок несся в состояние обиды и гнева, наливаясь опять гулом, как провода ЛЭП, излучая этот звук, как трансформаторная будка. Отчаяние было, как живое электромагнитное поле, волнами било в пустоту и колыхало ее, прогоняя рябь по прозрачной, мелко трясущейся пленке-мембране, намертво отделявшей что-то от чего-то, не дававшей соединиться чему-то целому в одном времени пространстве.
Пленка тряслась, но не рвалась, я надеялся, что она отделяет меня от смерти, мысленно изо всех сил рвал ее, она только колыхалась, тянулась, прокатывалась волнами, но не лопалась. Долгое и неистовое усилие меня вымотало, я сдался и молча сидел в своем кресле, опять видя салон корабля, чувствуя, как устали сжатые челюсти, как болят пальцы рук в кулаках, как вздулись вены на висках.
Становилось спокойно, я капитулировал, не то, чтобы согласился жить дальше, но понял, что не смог сбежать. Взял пульт, включил свет, мягкую классическую музыку, плазму управления. Курс был задан без конкретной цели — просто 5 миллиардов шагов от 5-й Z Аполлона в сторону Пегаса. Желудок просил чего пожрать, но мне было противно от мысли что-то сейчас жевать, не хотелось видеть еду. Не хотелось курить. Так херово мне еще не было. Главное, некуда лететь, не о чем подумать, не с кем связаться и поговорить, нечего обсудить.
Саня выплыл на плазме, выкатив доску и предложив сыграть в шахматы. Я отказался.
— Саня, вот какого хрена мне выпало вечно невзаимная любовь? Меня не любят те, кого люблю я и наоборот.
— Не бывает, Бр, невзаимной любви, есть неосведомленная любовь. Ты любишь не реального человека, а какой-то образ, который у тебя с этим человеком почему-то ассоциируется. Что-то тебе в ней показалось, и любишь то, что показалось, а не ее. Этот образ на самом деле — твоя выдумка, то есть часть твоего сознания. На самом деле, бродяга, ты любишь частицу себя, одна твоя часть любит другую твою часть. А никого кроме себя ты не любишь. Лети уже в свой космос.
— Я и себя не люблю уже давно.
— Не любишь ту свою часть, которую ассоциируешь с собой, а любишь ту часть, которая «как бы любит Ее».
Саня, испугавшись, что я за…бу его этим разговором, сделал вид, что ему надо проверить системы и отключился, оставив мне пустой, серый с белесым снегом хмари помех экран. Такое же зрелище было в камере переднего обзора. Серая бесконечность без ориентиров, объектов и событий. Внизу блекло бежала желтая строка с координатами, временем, скоростью, уровнем заряда батарей. На плазме с выключенными каналами связи темнел пустой-же черный экран, с десятком аватарок разных моих профилей в молчавших чатах в правом верхнем углу.