Рыжий был уже здесь, и быстро откликнулся. «Давай, братан, в 19−00, подваливай в Камелот, правильное джедайское место». Я ОКнул в ответ и увидел зеленый сигнал на мониторе — можно выходить наружу. Выключил все, кроме дежурных систем, разблокировал свой собственный входной шлюз и вышел «на улицу» приятно пружиня ногами по чужим железкам. Приятельски по обычаю хлопнул обшивку корабля ладонью, и пошел к выходу из ячейки.
За дверями был узкий продольный коридор, по которому я пошел в сторону отеля. Встретил рабочего в комбинезоне, администратора в костюме с бейджем и группу каких-то спешивших пассажиров с чемоданами. Можно было проехать на транспортере, но я решил пройти по галерее — 500 метров с огромными иллюминаторами с красивейшей имитацией космоса, подлетающих и улетающих кораблей. Между иллюминаторами вдоль стен были банкоматы, магазинчики, диваны на которых сидели люди (сейчас и далее людьми называем всех разумных существ независимо от расы и социального положения. Я не коммунист и не демократ по убеждениям, но мне просто так удобней). Были какие-то группки людей, весело болтавших и хихикавших. Я бы остановился и просто постоял рядом, но как-то неудобно. А вообще, я в открытом космосе больше года, и живые голоса, смех, кажутся чем-то настолько охрененным… На выходе из галереи над аркой, ведущей в отель, красовалось «Добро пожаловать!» и впереди ждала шумная веселая бурлящая жизнь.
На ресепшене были живые девчонки, а не роботы. Они улыбались мне, здоровались со мной и мило спрашивали, как долетел. В такие секунды млеешь, как плейшнер и харахоришься, как брюс уиллис. Глядя в эти игривые глаза, не станешь жлобиться, а широким жестом, улыбаясь, закажешь номер по лучше — с удобствами, на этаже бизнес-класса…
Получив из прелестной руки карту-ключ, я еще раз улыбнулся, подмигнул, и пошел бросать якорь в номер. Ехал в лифте с какими-то барыгами, обсуждавшими цены на хлеб и пиво. На этаже вышел в общий зал — зеленые ковры, кожаные диваны и кресла вокруг, журчащие фонтаны, камни, цветы, большой экран телевизора и огромные щели иллюминаторов. Бар из которого пахло кофе. Все просто благоухало престижем и благорасположением.
Прошел в коридор мимо улыбчивой горничной и добрался до своего номера. Нормальная кровать, телевизор, холодильник, стол. Оглянув вокруг себя быстрым взглядом, зафиксировал мысль, что здесь можно спать, работать, бухать с корешами, сюда можно привести девушку.
До встречи в Камелоте оставался еще час, я плюхнулся на кровать поверх красного покрывала и врубил местный телек. Внешние новости по местному каналу не транслировались, чтоб не вызвать споров. Тут в основном были музыкальные передачи и сериалы. Давно не смотрел МузТВ, вот и занялся этим, за одно узнавая, что хоть сейчас слушает народ. Какие-то парни с Горгоны, мотали хвостами и клешнями, брызгали гормонами и юным максимализмом, пацанячьей агрессией и подростковым инфантилизмом, рубили басами и хрипами — рок-н-ролл. Потом прелестница с Лебедя проникновенно выдавала про любовь. В общем, все норм. Год, что меня не было, прошел без революций в искусстве. Пора в Камелот.
Кабак был сделан а-ля средневековый замок. Приглушенный красноватый свет, как от факелов, камин в общем зале, дубовая мебель. По сторонам отдельные ниши со столами. В общем зале по средине танцпол. Шест посередине обещал стриптиз к вечеру. Радость знал хорошие места. Он улыбался в одной из ниш своей фирменной гагаринской улыбкой от уха до уха и сидел за массивным столом. Я заулыбался сам, искренней счастливой лыбой, и пошел к нему. Он встал, и мы обнялись, хлопнули друг друга по рукам и, радостные, уселись на деревянные лавки.
Всегда удивляло, почему мы не стареем и вообще не меняемся внешне. Всегда узнавал «своих» с Хомланда в толпе за километр… Вот и Радость, сидевший рядом, ничуть не изменился за столько эпох. Можно, конечно, отыскать на лице несколько морщин, можно посчитать, что лицо стало по суше и чуть все-таки вытянулось. Но секрет весь в глазах. У большинства после тридцатника они гаснут, после сорока твердеют, после пятидесяти мутнеют. У Радости из глаз по-прежнему горели огоньки, как от семафоров в ночи, как от маяков или от стыковочных ориентиров. Иногда жесткие, иногда теплые, бывает, хитрые или под…бывающие огоньки из-за которых чувствуешь, что имеешь дело с живым человеком и сам тоже являешься живым.