Пролог
Чаша терпения наполняется маслом, а не водой. Опустошай ее вовремя и береги от огня.
Носготская поговорка
Ваас’омнис. Родина. Мой дом. Три дюжины косых хаток, вросших в землю посреди леса, непролазные чащи в любую сторону на три дня пути, а дальше - только снежная пустошь. Собачья стужа, обезумевшее от голода зверье, вымороженный до хруста в носу воздух и долгие зимние ночи, что тянутся до самого лета, короткого, как утренний сон.
Ничего не растет, никто сюда не стремится, ничто и никогда тут не меняется, и день ото дня все хуже. Здесь только зима плодоносит и родит одну нужду да кровожадных тварей. Хорошо хоть Белых Бродяг давно не видно. Деревня в одиночку не выстоит, клянусь Хладом, придется все бросить и бежать. Уж второй год минул, как сожгли они наших соседей. Редкий зверь сожрет своего родича, а они людей как скот резали и пускали на мясо и шкуру. До сих пор передергивает, как вспомню пепелище с изуродованными останками. И как только земля их носит, окаянных?
Одни мы тут остались. Да что ж такое! Опять пустой силок. Попался, ушастый, да вырвался, и только клок шерсти оставил, гад. Не видать нам сегодня зайчатины, вот как знал! Всю кору объели, тощие, что чумные псы, а все равно лучше сдохнут где-то в лесу, чем дадут порядочным людям перекусить. Тьфу! Пес в ответ на мое негодование вопросительно чихнул и с тревогой заглянул мне в глаза.
- Тише, мальчик, все хорошо. Просто поганый денек, - я потрепал бурого приятеля за ушами. - Пойдем, Шорох. Не все так плохо - не с пустыми руками возвращаемся, а с добычей. Тебя сегодня ждут сладкие козьи косточки.
Словно уразумев мое обещание, пес радостно завилял мохнатым хвостом и утробно тяфкнул, всем видом выражая одобрение. Тебе то конечно все-равно, но Илве лучше не говорить, что козочка уже изрядно полежала в снегу, хоть и сносно сохранилась. Умастив потрепанную козью тушку на плечах, я ускорил шаг. Надо поскорее проверить все ловушки и возвращаться.
***
Когда я добрался до селения, дымоходы еще чадили, выпуская призрачные струйки, едва различимые в вечернем сумраке. Было тихо, даже Харальд не стучал по наковальне, только старики оставались сидеть перед костром. Конечно, им-то не надо сутками по лесам носиться. Отчего же не потрындеть вечерком? Приветственно махнув рукой, я не стал приближаться и сразу побрел домой. И только в этот момент заметил, что в одной из хаток горел огонек. В моем. Он что, вернулся? Так рано? Значит… Неведомый! На сердце похолодело. И туша вдруг стал такой тяжелой, неподъемной. Может не он это, а Берси заглянул? Вдруг забыл что-нибудь перед охотой? Это его первый Большой гон, наверняка разнервничался. Ясное дело, мать не спит, вот они там и сидят, болтают… Позади меня заскрипел снег.
- Твой сын не прошел испытание, - раздался хриплый голос. – Это была последняя попытка, Колем.
Я стиснул зубы. Видар. Самый старый и самый «мудрый» из наших старейшин никогда не отличался излишним милосердием. Суров, но справедлив, как законы Севера. Придушил бы сукиного сына. Я обернулся и посмотрел старику в глаза. Холодный и колючий взгляд, как всегда, был бесстрастен и ничего не выражал. Как же я ненавижу это лицо, пожелтевшую от курева бороду, эти презрительные морщины в уголках губ.
- У него еще есть время. Ему пока только шестнадцать, он может еще…
- Семнадцать зим ему будет с новой луной. Не обманывай себя и не изводи меня мольбой. Ничего не изменится, ты и сам это знаешь. Ты знаешь закон, а он един для всех. Смирись. Темиеля ждет Белый Путь.
- Ты… – гнев нахлынул волной, и лишь усилием воли я удержался от ругательств. – Будь это твой сын, ты бы не стал…
- Довольно, – старейшина вскинул руку. – Все уже давно решено. Мы не можем кормить сирых и убогих. Это против обычаев и против здравого смысла. Носгот помогает племени, а если становится обузой, то завершает свой земной путь. Темиель уже много лет висит на твоей шее камнем. Твой младший, Берсигрим, уже прошел испытание, он достойный охотник – по твоим стопам идет, с первой попытки справился. А что до Темиеля, то мы и так дали ему слишком много времени. Пока он может остаться, но с полной луной он должен покинуть деревню.
Вот так, да? Это ты такой добрый у нас, Видар? Сволочь бессердечная. И смотришь своими глазенками, сучий ты…
- Ты ему все сказал, Видар? – от костра донесся скрипучий голос.
- Да, Хаген. Сказал.
- Ну так не испытывай судьбу и дуй обратно. За такие новости я бы тебе в рыло прописал, будь я помоложе. На пса погляди, пень старый, - Шорох, почуяв нарастающий во мне гнев, напрягся, как на охоте, готовый к броску по первому моему слову. – А ты, Колем, не впадай в уныние. В жизни всякое может случиться.