- Снова в книжку свою полез? Да, чудной вы, Хаген, народ. Жрецы… - задумчиво проговорил Каспар. – Ты видать из приличных к нам попался, а то я всяких повидал.
- Да не жрец я никакой, я же говорил…
- Как скажешь, Хаген, тебе видней. Ты ж тут ученый, а я что, – он пустил дымное кольцо, а следом продел в него второе. - Ты бы шел поел, а то на мертвяка уже походишь. На одном Фараэле далеко не уедешь. Ох, прости меня, грешную голову! Святатство !
- Я же уже извинялся! Я был утомлен и измучен. Мы многое пережили… - я начал оправдываться, но меня прервал глухой смех старика, завершившийся кашлем.
- Полноте, буде! Я не в обиде. Сам тот еще фрукт. Знамо дело, что вы до этих божеских слов чуткие. И ежели говорить откровенна, то клал я кучи на эти господские разборки. За какую сторону? За чью честь бьемся? Ха. Деньга да земля, вот и все мотивы. Изредка еще – мстя чья-то. Только за нее еще бессмысленней драться, за месть чужую. А ты давай, отложи книгу, поешь. Не убежит твой Верманд, не денется никуда.
- Хорошо, Каспар, так и сделаю. Спасибо тебе. За все, спасибо. И прости за слова – я был не прав. Ты хороший человек.
- Ой, завязывай уже. Як баба блудливая: прости да прости. Прошли-проехали. Не хороший, не плохой. Абыкнавенный я. Как все, - с тревогой староста оглянул горизонт и забормотал, - Да куда же ты запропастился, Руди?
- Что за Руди?
- Да малец мой. Ну, то есть не мой. Сиротка, как этот ваш, Улле, такой же светленький, но помладше. Дитя войны. Простой, хороший, да дурной головой. Шароебиться любит, что кот подзаборный. Уж вторые сутки не видать. Ух вломлю ему по жопе, неделю сидеть не сможет…
Я скрыл лицо и сглотнул. Светленький, младше Улле. Неведомый! Сейчас не стоит ему говорить, что его Руди лежит под грудой камней у развалин. По крайней мере до тех пор, пока Верманд не встанет на ноги. Если встанет. Дерьмо. Дерьмо, дерьмо!
Последовав его совету, я присел у казана, на дне которого еще оставалось душистое варево. Даже краюху лепешки оставили. И вправду, порядочные люди здесь живут. Впрочем, мои стандарты претерпели сильные изменения, учитывая, что порядочными я готов считать всех, кто наутро тебе горло не перережет и в цепь не закует. А может так оно и есть?
- И еще, жрец, ты загляни в кузню потом. Энто третий дом от меня, который без крыши и погорелый. Там, конечно, уже почти ничего нет, но я думаю найдется инструмент, шоб железки твои снять. Негоже божьему человеку кандалами бренчать.
- Я же сказал, не жрец я…
- Да-да, третий дом от меня, без крыши, - уже уходя кинул Каспар.
Сразу в кузню я все-таки не пошел. Закончив с едой, я довольно хрюкнул и погладил надувшийся живот. Сытость. Восхитительное чувство. До полудня я просидел над книгой, покуда не нашел рецепт варева «Каганова снедь». Чудовищное зелье, где половина ингредиентов – слабые яды и всякие жгучие листья, да горькие коренья. Такое лекарство назначалось отравленным. Вдруг да поможет? Вытурит эту гадость, что его убивает.
Выйдя во двор, я обнаружил камень с лампадкой на зеленой лужайке, огороженный вокруг небольшими валунами. На самом каменном постаменте был высечен знак Фараэля – три пламенных завитка. Здесь ему молятся, что ли? Я встал на колени перед этим слабым огоньком, уже сам не зная, для виду ли, или действительно для молитвы, и обратил свои мысли к высшим силам. Без молитв, без слов, просто молил о том, чтоб мой товарищ не сдавался и жил. Все-равно, что за бог снизойдет своим вниманием. Лишь бы помог. Простояв так какое-то время и не дождавшись ответа, я решил, что сам тоже кой-чего попробую сделать, но сначала – снять эти проклятые железки.
Улле с Инграмом и вправду работали. Хотя, если приглядеться, то по крыше шуровала белоголовая фигура парня, а вот бонд смеялся, кудахтал и щипал за гузно какую-то бабу, которая задорно ругалась, но от него, тем не менее, не отбегала. Этого дурака ничто не проймет. Ну, зато нас уже за разбойников не держат, а это не может не радовать. Я ускорил шаг.
***
То и дело я останавливался, чтобы почесать застарелые струпья от браслетов. Боги, как же приятно было без них. А еще приятно было носить обувку. Местный люд, по первости желавший нашей крови или нашего скорейшего ухода, теперь, кажется, проникся к нам теплом. Разыгранное мной представление, «оскорбленный священнослужитель и его страждущие друзья» вкупе с посильной помощью в благоустройстве от Улле и Инграма в итоге выставило нас в лучшем свете. Нас не только приютили, обогрели и накормили, но даже избавили от последних следов нашего заключения. Более того, порывшись в закромах, даже подыскали нам сильно поношенную, но все еще добротную одежку. Шерстяные штаны, льняная рубаха до колен, и даже телогрейка из овчины с отделкой из полинявшего зайца. Но самая радость - это, конечно, высокие башмаки из козлиной шкуры. Кожа грубая, дубленая, но все равно мягче моих пяток. Ноги в тепле. Боги, это просто бесподобно.