Я кивнул ему продолжать.
- Что ни творил, какую мерзость ни делал – всегда были товарищи, и все шло ладно. Единожды вступился за девчушку, за светлую сторону постоять решил, стало быть. Дело было так: острог уж взяли, начали свое брать, покуда командир не построил. Стал я своих собирать, зову, а тут «Ииии!» - кричит кто-то. Ну я бегом, а там уж батя без головы лежит, мать орет в светлице, а эта плачет, отбивается, а мои хлопцы уж в раж вошли, озверели, платье порвали и кидают друг дружке, перед тем как позабавиться. Считалочка у них такая была, мать их. Я и сам в таком участвовал, а тут… Дочку мне напомнила. И я вступился. Заорал, погнал, по рожам надавал, но не рассчитал сил. Чеканом по ноге, да по кумполу добавили. Очнулся – никого уж нет, а девчушка эта верх ногами к дверям прибита за лодыжки. Даже снять не смог – горел уже острог. Оттого и здесь. В глуши, с дряхлыми пнями. Пытаюсь малым добром совесть заглушить. Она, знаешь, с каждой зимой все громче говорит.
Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и на небе засветились звезды и растущая луна. Мы сползли сильнее, и пялились на мерцающие огоньки. Каспар продолжал.
- И хотел бы ненавидеть вас. Да не могу. Не вы, так кто другой бы… Или зверь дикий, или сам бы он сверзился с кручи. Руди был блаженным, на голову бахнутым. Такие не живут долго, знаю. Да все равно жалко так, аж выть хочется. - Как по волшебству, раздался собачий вой, перешедший в скулеж и грызню. - И вижу я, что Верманд ваш сейчас лучше, чем я был в самые свои спокойные годы. А тот прохвост, до юбки охочий, может и подлец, да не такой уж и гнусный. Видал я куда хуже. Про молодого молчу совсем – он почти что щенок, от мамки отнятый. Я.. Эх, ма… К чему веду-то. Посрать-то мне за что вы там в цепях ходили, и за кого воевали. И даже за мальчонку не сужу. Не мне судить. Вы можете оставаться здесь, один хер вы местным бабкам полюбились. Только все-равно тут жизни нет. Сейчас получше, а так – голодно. А как мытарь с солдатней прискачет, так все вытрясут и перекопают. Сюда от эрла только он и скачет, даже Фараэлев люд не заглядывал уж давно. А ежели фризы с островов нагрянут, то смерть и огонь. Ты не заснул там?
- Я слушаю, Каспар, слушаю.
- Ты хоть мычи там, чтоле, я же не вижу.
- Ыгым.
- Во! Так, о чем я говорил… Просить тебя хотел, покуда не ушли. Знаю, все равно уйдете. Если Инграм пес прожжённый, то Улле – мальчик еще светлый. Ты бы приглядел за ним, не отпускал. Это сейчас он на тебя так смотрит. Чудеса, говорит, творишь, руки говорит, у тебя сами горят…
- Чего? Да не было такого…
- Вот и я не верю. Я к чему – отвернесси, так он на таких, как я, смотреть будет. А из этого добра не выйдет. Ни ему, ни тем, кого повстречает. Ты держи его подле себя. Коль не запаршивеешь, а ваш брат от податей и теплого места быстро пузо растит и морду воротить починает… Так вот, коль сам дурных дел сторониться будешь, так и парня от греха подальше удержишь. Присмотришь за ним, а? Даешь слово?
- Клянусь Фараэлем…
- Вот черт, Фараэлем клянисси… Слово, говорю, дай, как мужик мужику!
- Даю слово, Каспар, я присмотрю за Улле. Да и так бы его не оставил.
- Оттого и верю слово твоему, а не божеским присказкам вашим. Ты уж не обижайся. Не все тут сказкам верят да от божьих слов писают, есть и башковитые. Учти, как бушь в следующий раз цирк устраивать.
- Хм. Хорошо.
- Доброй ночи, Хаген. Пойду я…
Звезды мерцали, луна проблескивала сквозь тучи. Странно это все. И как я оказался на том месте, на котором оказался? Приглядеть за Улле. Мне бы за собой приглядеть. Как же я устал…
- Хаген?
У мля, напугал! Я дернулся и высыпал пепел из трубки на лицо. Горячая песчинка прокатилась по слепому глазу. Больно! Вот не видит, сука, а болит. Улле робко мялся возле двери.
- Чего тебе?
- Мы уходим, да?
- Скорей всего.
- А когда?
- Когда… - я замялся, не желая произносить вслух то, чем думал. - Когда придет время, Улле. Я скажу.
- Мы же вместе пойдем? Или нет? Ты с нами пойдешь?
- Ты что, подслушивал?
- Вы громко разговаривали, и я слышал, - парень подсел ко мне, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками. - Верманд поправится?
- Я не знаю, Улле. Не думаю, что стоит на это рассчитывать. Я сделал все, что мог, но не думаю, что этого достаточно. Лекарь из меня неважный.
- Тогда я буду молиться за него. Как думаешь, Фараэль услышит мои молитвы, если я буду стараться?
- Эм, кхм. Ну, да, конечно. Почему ты спрашиваешь?
- Ну, когда я взываю к нему, он не отвечает мне, ничего не говорит, а потом все идет совсем не так, как я прошу. И даже совсем наоборот. Тебя он слышит, я видел. Даже когда ты просто о нем говоришь, мне кажется, что он сразу на тебя смотрит. У тебя даже голос меняется, и ты такой… Со мной не так. Может он злится на меня? Поэтому мои родители… Поэтому я один, да? Я в чем-то провинился, да?