Трактир назывался «Серая кошка», о чем недвусмысленно намекала резная вывеска на добротном домике с конюшней. Деревянная кошка была страшенной: один глаз больше другого, и лапы больше похожи на конские копыта, хвост-трубой походил на палицу, но некоторое сходство определенно было. Мы зашли внутрь. Я обвел помещение глазом. Народу было не очень много. Четыре из девяти столов были совершенно свободными, а остальные занимали местные, что были заняты питьем или игрой в кости. Нас одарили кратким взглядом и тут же вернулись к своим разговорам.
Я повел Улле к свободному столу в дальнем углу, а Инграм сразу же устремился к стойке предвкушая очередное питейное излишество. Денег у нас не было, а у Инграма откуда-то завелось несколько серебряных орлов. Как он умудрился их выклянчить у бедных женщин? Вернее, как у него наглости хватило на это? Хотя, с другой стороны, было бы сущим двуличием с моей стороны думать плохо о человеке, который сулил нам горячий ужин.
Пока мы ждали, я вытянул книгу и сел штудировать раздел о врачевании. Меня не оставляла мысль, что, если я хорошенько ее освою, это поможет спасти мне или моему товарищу жизнь. Вскоре дородная женщина принесла нам по миске похлебки, здоровый шмат печеного каравая с рыбой и большое блюдо с жареной птицей. Птица была худосочной, и скорее всего, умерла своей смертью, но пахла весьма аппетитно. А вот и Инграм, с тремя бутылями в руках.
- Энти две на кислом яблоке, а эта, красавица – на орехе! Ох, как я скучал, мои пригожие! – он чмокнул бутылку в пробку, а затем вытянул ее зубами и плюнул на стол. - Ребяты, расхватывайте кружки – гуляем!
Как ни старался я пить меньше, помня свой печальный первый опыт в таком заведении, но мне это явно не удалось. Улле срубился первым, уткнувшись лицом в обглоданную кость, что его, кажется, ничуть не смущало. Я все еще был в сознании, хотя язык меня слушался уже с большими оговорками. Когда бодрый пьяный треп я уже не был в силах поддерживать, Инграм нас покинул и присоединился к игрокам в кости за соседним столом. Кампания из местных, тоже изрядно нагруженная, затянула песню. Лучше бы они этого не делали. Мало того, что слов было не разобрать, так и голоса могли поспорить с бесовьим воем в мелодичности. Колоссальным усилием воли я снова переключился на книгу, и, зажав уши руками, пытался разобрать что-то о «висекции». Каждая. Каждая буква была испытанием.
Хлопнула дверь, и в трактир ворвался ветер, а с ним – еще двое путников, что сразу начали отряхиваться от дождя. Снова пошел, зараза. Дорогу размоет – опять парашу месить. Я перевел взгляд на новых гостей. Один из вошедших носил длинное шерстяное платье поверх цветастой рубахи, другой же был одет скромнее, в грубые бурые одежды, добротную кольчугу, а за поясом поблескивала рукоять меча.
- Керт, все-таки сходи проверь лошадей. А то как-то неуютно мне, расслабиться не смогу, - мужчина в цветастой рубашке и островерхой шапочке осмотрелся, и с удивлением для меня остановил свой взгляд именно на нашем столе. - Хозяин! Баранью ножку мне, рыбоньки пожирней на десяток другой медяков, крынку меду, и водочки ржаной, для сугрева! Да сальца не забудь, на закуску.
Направившись прямо ко мне, он присел напротив и подвинул в сторону пустые блюда и кружки.
- Брат Фестер, какими судьбами! Не ожидал, не ожидал! Спасибо… - сказал он в сторону объемистой женщины, что принесла ему напиток, к которому он сразу же приложился, минуя кружку. - Прошу прощения, совсем жажда замучила! Пока заказы развозил – умаялся. И до чего упертый мужик пошел, я вам говорю, брат Фестер, это же с ума сойти! Договорились об одной цене, все в срок, все по уму – и все равно, и скидку им, и «я это не заказывал». А платить кто будет? Леший? Эх, если бы не Керт, еще побил бы меня какой мужик. Совсем распоясались чертовы карлы… Вот чем дальше в лес, чем далече от Штайндорфа – тем все хужее и хужее, я вам говорю. Вы, наверное, тоже здесь поэтому? От веры истинной отступают, бесовы дети? Да? Эх, надо не вам тут разъезжать, по глуши, а сразу отряд ваших храмовых ребят, чтоб с песней и крепким кулаком – вмиг вся дурь вылетит…
Сперва, когда мужик подсел, я перепугался, и оттого немного протрезвел. А когда он начал болтать, то я был окончательно сбит с толку. Очевидно, что он меня за другого принял, за жреца скорей всего. А его манера трещать без продыха, и при этом не забывать есть, пить и закусывать одновременно и вызывала восхищение, и раздражала. Особенно сейчас, когда голова стала такой тяжелой, а мысли переворачивались как тяжелые валуны. Даже слова вставить не дает. Ненадолго его прервал его слуга-телохранитель Керт, доложивший, что кони в порядке и уже накормлены.