Так как к тому времени я уже умел читать, мое обучение шло быстро, но прежде чем у меня появилась возможность пройти обряд посвящения в жрецы, меня в услужение затребовал апотекарий Солер – тогда он выгнал своего очередного помощника «бездаря». К слову, у него почти все были «бездарями», не исключая меня. Тем не менее, почти за две зимы, что я был у него на побегушках, Солер так и не изъявил желания «выгнать лоботряса взашей». Бранился он часто, кидался табуретками в приступах гнева, но я не принимал это близко к сердцу. У брата Солера был тяжелый характер, но мое присутствие его явно устраивало, и я заметил, что он все чаще стал со мной беседовать, дабы что-то «вдолбить в мою пустую голову». Так или иначе, мое положение стало прочным, безопасным, а глубокое несоответствие наставника идеалам жреческой добродетели привнесло в мою жизнь изрядную долю свободы.
Подъем с зарей, труд в саду с лекарственными растениями, постоянная возня в малом погребе, или как его называл Солер – в лаборатории, редкие визиты к состоятельным больным и куда более частые посещения рожениц и ветеранов кабацкой поножовщины. И книги! Да, у меня отобрали мой томик, с которым я прошел и огонь и воду, и каторгу. Было чертовски обидно, но оставлять личную книгу семплария у простого послушника было не в правилах храма. Взамен я получил доступ к храмовой библиотеке. По-крайней мере для меня это было стоящей компенсацией. Мой наставник не упускал случая отпускать едкие замечания: «не библиотека, а позорище» или «у слепого карла найдутся издания получше, нежели этот бесполезный мусор». Я не считал благоразумным спорить с ним по этому поводу, но сам был счастлив погрузиться в каждую из пыльных рукописей.
Я не стал охотником, не стал воином, даже не стал жрецом. Я был в плену, был бит по три раза на дню, голодал и мерз, терял товарищей, вдобавок ослеп на один глаз, но если бы мне предложили пройти все это еще раз, я бы без раздумий согласился. Я нашел свое место под солнцем и наконец-то был счастлив. Нечего более желать.
Ну почти что. Человек - это такая тварь, которой всегда подавай больше. Ингмар был явным тому примером. Видавший жизнь предприимчивый бонд избежал знакомства с последователями Фараэля, к которым он испытывал изрядную долю недоверия, и нашел себе место под стать. Поначалу он ошивался в портовых районах, зарабатывал игрой в кости и другие азартные игры, вскоре став завсегдатаем в «Веселом утопленнике» - самом грязном, дешевом и шумном трактире Меркиля. Именно здесь он завязал знакомство с представителями местного ополчения, мелкими торговцами, моряками, а также контрабандистами и прочей разбойничьей шелупонью, падкой до дешевого пойла и легких способов подработать на стороне.
Покуда мы у с Улле жили тихой и размеренной жизнью, славили Фараэля и, не щадя коленей, возносили молитвы, Инграм спелся с местными ростовщиками и сколотил шайку, промышляя выбиванием долгов и перепродажей редких или запрещенных товаров, не брезгуя якшаться даже с работорговцами с дальнего юга. Оказалось, что он устроился лучше нас всех: большую часть времени он проводил за игрой, пьянством или любовными утехами, лишь изредка принимая участие в городских разборках, когда одной лишь силы его подручных было недостаточно.
Я навещал его, порою даже вместе с Улле, однако не позволял увеселять себя в той же мере. Все-таки в глазах местных я был жрецом – нужно было вести соответственно. «Пастырь не уподобляется овцам, но сам ведет их из болот к заливным лугам». Я-то понимал, что имел ввиду Абеллард, но все же в разговорах с горожанами пользовался словами попроще и не сравнивал людей с овцами. Хотя частенько мне хотелось сравнить их со свиньями, крысами и бешеными собаками. А детей – со стайками чаек, что обожрались лепешек, вымоченных в браге.
***
Я отворил дверь и сразу же пригнулся, уворачиваясь от пролетевшего мимо меня подсвечника.
- Где ты шлялся, бездарь? Ты что, полз за травами, вместо того, чтобы бежать?!?
- Доброго вам утра, наставник, – я начал раскладывать добычу по ящичкам.
- Утро? Какого? А, дьявол! Так, с тобой я потом разберусь, – Солер откинул черную прядь с лица и, сердито раздувая крылья изящного носа, начал покусывать усики. - Бегом в мою комнату, принеси мое выходное платье. У меня встреча с торгашами в здании гильдии. Этот боров, Эадор, снова слег. Идиот. Я же говорил ему не налегать на выпивку, сладкое и острое, в его-то годы. Клянусь, в следующий раз я сам его прикончу, а не буду ждать покуда это сделает подагра и его слабое сердце.